Жора открыл было рот, чтобы подать голос, но вид, открывшийся напротив, заставил его буквально поперхнуться. В комнате через коридор, ещё секунду назад казавшейся безлюдной, спиной к Жоре стояла девушка. Она смотрела в окно, подняв руки к голове и закалывая пышные волосы. Дверной проём, словно рама картины, обрамлял её фигуру. Солнце, светившее контражуром в окно, насквозь просвечивало тонкую ночную рубашку девушки. Её высоко поднятые руки вздёрнули и без того короткую ночнушку на предельно рискованную высоту, а бессовестное солнце позволяло свободно рассмотреть, что под рубашкой у девушки из одежды ничего, кроме замечательной ладной фигурки, собственно, и нет.

Словно почувствовав Жорин взгляд, девушка обернулась, и, ойкнув, одним движением захлопнула дверь. Жора же, в свою очередь в полной мере осознал, что, несмотря на черепно-мозговую травму и связанную с ней частичную потерю памяти, некоторые органы в основном работают весьма замечательно, угрожая поднять одеяло к потолку, и что на нём из одежды только повязка на голове.

— Ох, ёлы-палы… Ну и как я тут совершенно голый оказался, да ещё с такой соседкой напротив…?

Из-за закрытой двери послышался голос девушки:

— Дед, а дед! Он проснулся!

— Иду-иду… — отозвался низкий мужской голос, послышались торопливые шаги и в комнату вошёл мужчина в цветастой байковой рубашке с закатанными рукавами, из-под которой виднелась тельняшка, легких тренировочных брюках и домашних тапочках на босу ногу.

Лет ему, по всей видимости, было достаточно много, но, сколько наверняка — сказать сразу было затруднительно. Установить точно препятствовала короткая, ёжиком, стрижка и щётка трехдневной щетины на лице. Но, поскольку и ёжик, и щетина были белоснежно-седые, без единого тёмного волоска, Жора остановился на приблизительной цифре в 65–70 лет.

— Ну, привет, спаситель — сказал он, и, уловив Жорино движение привстать, торопливо добавил — Лежи, лежи, тебе пока нельзя лишний раз двигаться, еще с денек придется полежать на положении «ни гугу».

— Э-э-э — голос Жоры немного дрожал — Прежде, чем продолжить нашу беседу, должен все же попросить помочь мне встать, излишки жидкости в организме убедительно требуют, знаете ли…

— Ну да — звонко хлопнул себя по лбу дед, — Не мудрено, третий день спишь, хоть метаболизм мы тебе и притормозили, но все же… Сей момент решим, вставать вовсе не обязательно… Натаха, «нянька, утку давай!» — рявкнул он, процитировав он Жванецкого.

— Несу… — отозвался девичий голос, дверь напротив хлопнула, мелькнул белый халат, и через несколько секунд в комнату вошла давешняя девушка, теперь уже облачённая в медицинскую униформу — белоснежные халат и косынку, в руках она держала белую эмалированную «утку».

— Э-э-э — снова проблеял Жора, вцепившись руками в одеяло.

— Сейчас, сейчас — понял Жорины проблемы дед. Он отобрал у девушки «утку» и сказал:

— Ты пока иди, мы тут сами справимся, чуть позже я тебя кликну, проведем тут консилиум, но вначале мы с Георгием немного поговорим.

— Дед, ты не горячись, ещё будет время поговорить, ему оклематься сначала надо — нахмурилась девушка.

— Да не переживай, я маленько… Да и смотри — неплохо ведь выглядит.

— Вообще-то да, неплохо, но всё равно — не злодействуй… — и девушка вышла, оставив дверь открытой.

Дед хмыкнул, подмигнул Жоре и плотно закрыл дверь. Потом он помог Жоре осторожно повернуться на бок, подставил «утку», придерживая её до завершения процесса, после аккуратно поставил наполненный чуть не до краев сосуд на пол.

— Натаха, груз! — снова рявкнул он. Девушка появилась в комнате буквально через секунду, явно стояла за дверью, осторожно взяла «утку» и вышла, снова оставив дверь открытой.

— Да ладно, пусть слушает, зато потом пересказывать не надо будет — проворчал дед, неожиданно легко взял массивный стул у стены, поставил его спинкой к Жоре, и уселся на него словно на коня, поместив ноги по бокам стула.