Анна подозрительно взглянула на маркиза, но затем склонилась вперед, чтобы дотянуться до верхней пуговицы, – и это движение заставило ее бедра плотней оседлать его орган.

Глаза Нэйта едва не закатились от экстаза.

Анна спускалась вниз, расстегивая жилет. К несчастью, чтобы достать до последней пуговицы, она вынуждена была соскользнуть, и чудесное давление исчезло.

Однако ее глаза все еще смотрели на маркиза снизу вверх. Она не могла не видеть вполне очевидного бугра ниже его талии.

– Так ты хотела бы замуж, Анна? – Нэйт облизал губы. – Хотела бы, чтобы я стал твоим мужем? – Он сглотнул. – Пожалуйста, ответь!

Ее руки застыли, голова вскинулась, взгляд стал пронзительным.

– Тебе нужна жена?

– Мне нужна ты. – Ее руки были так близко к его несчастному, изнывающему органу. – Я хочу тебя.

– Из-за своего мужского инстинкта? – Негодница провела пальцем по бугру на его бриджах.

Где она научилась этому фокусу?

Какая, к дьяволу, разница? Нэйт лишь хотел, чтобы она сделала это снова. И снова.

– Да. – Маркиз сглотнул и попытался не хватать ртом воздух. Он так долго не продержится. Но он должен был лежать неподвижно. Ему не хотелось бы совершить ничего такого, что заставило бы Анну отодвинуться.

Ох, господи, она отстранилась. Нэйту хотелось закричать.

– Покажи мне, как тебе помочь.

– Ч-что? – Он заморгал, глядя на нее. Его способность мыслить определенно сильно хромала. – Что ты имеешь в виду?

Она подалась вперед, чтобы снова провести пальцем по его бугру.

– Я знаю, как тебе плохо и больно от того, что герцог женился. В этом все дело, правда?

– Н-нет. – Свадьба Маркуса определенно причинила Нэйту боль, но нынешняя боль не имела ничего общего с его кузеном, она целиком и полностью касалась лишь этой прекрасной, сводящей с ума, неравнодушной женщины.

– Позволь мне помочь тебе забыть. – Анна вновь коснулась его ширинки. – Покажи мне, как заставить тебя чувствовать то же, что ты заставил меня чувствовать в Баннингли-Мэнор. – А затем она начала расстегивать те самые пуговицы. И это был рай.

Нет, это было неправильно, но лишь потому, что не было искренне. Ее мужество – и щедрость – пробились светом сквозь сковавшую его сердце тьму и сквозь похоть, управлявшую совсем иным органом.