«Чисто научная связь»

Елена Викторовна Падучева после окончания школы тоже поступила на филологический факультет МГУ.

— Я поступила в университет по золотой медали, с каким-то собеседованием. В английскую группу поступала. Это был 1952 год. Пришла в университет, и оказалось, что английскую группу разделили пополам, по алфавиту. И те, кто на «О», попали в английскую группу, а начиная с тех, кто на «П», — они попали в испанскую группу, потому что образовалось испанское отделение неожиданным образом и набрали его из английской группы. А те, которые на «З», естественно, попали в английскую группу.

Дальше я положила все свои усилия на то, чтобы перейти в английскую группу.

Декан Зозуля был. Я ходила к нему и говорила, что мне очень нужно перейти в английскую группу. Он говорил: «Ну хорошо. Придите в четверг. Я попытаюсь что-нибудь для вас сделать». Когда я приходила в четверг, он говорил: «Как жаль, что вы не пришли в среду! Вот у меня как раз в среду была такая возможность, но сейчас никакой возможности нет». И тут вдруг оказалось, что лаборантка моей мамы знакома домами с Зозулей — и это решило дело.

Это был первый курс, конец. В общем, со второго семестра. Или мы уже сдавали зимнюю сессию вместе? Я не помню. Во всяком случае, на зимние каникулы я уже была в одной группе с Зализняком и мы вместе с ним…

Е.В. Падучева, май 1953 г.

— А он наблюдал за этими попытками? Одобрял? Не одобрял?

— Абсолютно никак. Мы даже знакомы не были. То есть я была с ним знакома, а он со мной — нет.

И на зимние каникулы… Была там такая Анька Мартынова, у которой была дача. И вот она поехала на дачу, а мы должны были вдвоем приехать к ней, провести там какое-то время зимних каникул. А почему так получилось, что она позвала меня на дачу, это я до сих пор не объясняю, не имею объяснения.

А там я помню, что мы с этой Анькой очень существенно различались: Анька любила говорить, а я любила слушать, и это, в общем, как-то… решило дело.

Это, конечно, только начало было. Потом были латинские стихи, сонеты Шекспира… Общие увлечения. Стихи Гейне. Читали вместе. Это все-таки некоторое искусство: пропуск слогов, как попадать на нужные сильные места… Вместе готовились к экзаменам.

Потом были вместе в колхозе. Вместе в двух колхозах. У-у, один колхоз был совершенно замечательный, и, собственно, определил в очень существенной степени мою биографию и, в общем, можно сказать, и нашу, потому что это был колхоз, в который поехали мы с Андреем, Галка Федорцова — это моя подруга с русского отделения, Элка Венгерова, переводчица, она переводила «Парфюмера» Зюскинда, и Мельчук. Компания была очень хорошая.

Едем мы в автобусе, значит. Это в Красновидове колхоз. Сошли с электрички, едем на автобусе по своим деревням — добираться должны были своим ходом — и выясняется, что в этом же автобусе в другую деревню едут математики. И Мельчук тут же знакомится с этими математиками. Выясняет, из какой они деревни, завязывает разговор, в общем, поступает, как Мельчуку свойственно. Поэтому после работы Андрей закладывается в палатку спать, а Мельчук и три девицы (я, Галка и Элка) отправляются за пять километров к математикам петь песни.

И там мы пели песни, и все прочее, и оттуда пошла наша дружба с математиками. Тихомиров там был, там был Ленечка Волевич [14], который умер, к сожалению. Потом появилась и Никита Введенская [15]. Они все были с мехмата.

Но считалось, что у нас с Андреем связь чисто такая вот, научная. Так что на самом деле это большое удивление вызвало. Мы, правда, поженились уже после того, как кончили университет. После того как Андрей окончил университет с опозданием на год.

Владимир Михайлович Тихомиров вспоминает: