— Вон там! — завопила вторая женщина, та, которая видела Рэмбо с крыльца. — Вон он! За калиткой!
Мерзавцы вы все, устало подумал Рэмбо, поворачивая голову. Мужчина целился в него из ружья. Он казался очень неуклюжим, пока целился, но сразу стал грациозным, когда в него попала пуля Рэмбо — плавным движением схватился за правое плечо, легко повернулся вокруг своей оси и упал картинно, как в театре.
— Иисусе, я ранен, — простонал мужчина. — Он в меня попал. Я ранен.
Этот человек просто не знал, как ему повезло. Рэмбо целился ему в грудь, а не в плечо. Но он уже совсем плохо видел, не мог ровно держать винтовку, быстро терял кровь из раны в груди, у него не было теперь ни шанса уйти, ни возможности защищаться, ничего у него не оставалось. Кроме, может быть, последней палочки динамита из магазина оружейных товаров. К черту динамит. Сил оставалось так мало, что он и на пять футов его не бросит.
— Он в меня попал, — продолжал стонать мужчина. — Я ранен.
Ну что ж, я тоже ранен, приятель, но ведь не жалуюсь, подумал он, и, не желая ждать, когда за ним приедут люди в машинах с сиренами, пополз в высохший пруд посреди площадки для игр. Там он наконец остро почувствовал жуткую боль. Пуля Тисла пробила сломанные ребра, и боль нарастала, поглощая, казалось его всего. Он царапал грудь, раздирал, рвал. Наконец, мотая головой из стороны в сторону, поднялся на ноги и, согнувшись, доковылял до изгороди, что на краю площадки. Изгородь была низкая, он перевалился через нее, ожидая, что ударится спиной о землю. Но приземлился мягко на ветки без листьев, колючки. Неужели опять куманика? Тисл спасся когда–то в зарослях куманики… Почему же он не может?
Глава 17
Тисл лежал на спине, глядя на освещавший тротуар желтый фонарь. Он заметил, что перед глазами появилась какая–то муть, и начал усиленно моргать, прижимая руки к ране в животе. Его изумляло, что помимо легкого зуда в кишечнике, он ничего не чувствовал. В спине тоже была рана, но и там он ощущал только зуд. Казалось, тело уже не принадлежало ему.
Он слушал сирены, было ощущение, что они совсем рядом. Подвигал одной ногой, потом другой, поднял голову, выгнул спину. Ну что ж, хорошо, что пуля, пройдя сквозь тело, не перебила спинной мозг. Но суть–то в том, сказал он себе, что ты умираешь. Такая большая рана и почти нет боли — это значит, ты умираешь. Его удивило, что он мог думать об этом вполне спокойно.
Кто–то был рядом с ним. Стоял на коленях. Женщина. Старая женщина.
— Я могу что–нибудь сделать? — мягко спросила она.
— Нет. Нет, спасибо. Я не думаю, что вы что–то сможете сделать… Я попал в него, вы не знаете? Он мертв?
— Он упал, кажется, — сказала она. — Я из дома, что рядом с участком. Я точно не знаю.
Звуки сирены. Очень громкие. Где–то у него в голове. А сам он, казалось ему, был где–то рядом. Как странно. Он приподнял голову, глядя в сторону площади, — из–за угла появились полицейские машины, на бешеной скорости, с «мигалками» на крышах. Шесть, сосчитал он.
Завизжали покрышки по бетону — машины, резко дергаясь, останавливались у горящего полицейского участка, вой сирен угасал. Один из полицейских показал рукой в сторону Тисла, и все побежали к нему, закрывая лица от жаркого дыхания пожара; среди них он заметил Траутмэна. Каждый полицейский держал револьвер в руке, у Траутмэна было обычное полицейское ружье, которое он, наверное, взял в машине.
Теперь Тисл разглядел и Керна. Керн приказал на бегу соседнему полицейскому:
— Вернись в машину! Вызови по радио «Скорую помощь»! — И показав рукой в сторону улицы, прокричал другим полицейским: — Уберите отсюда этих людей! Быстро! Быстро!
— Парень, — сказал Тисл.
— Молчите, — сделал жест Керн.
— Кажется, я в него попал. — Тисл проговорил это очень спокойно. Он сконцентрировал внимание, стараясь представить, что он — это парень. — Да. Я в него попал.