– Но указывая опять, если нужно, на прежние тени и споря с теми всегдашними узниками, пока не отупел бы, установив снова свое зрение, – для чего требуется некратковременная привычка, – не возбудил ли бы он в них смеха, и не сказали ли бы они, что, побывав вверху, он возвратился с поврежденными глазами, и что поэтому не следует даже пытаться восходить вверх? А кто взялся бы разрешить их и возвесть, того они, лишь бы могли взять в руки и убить, убили бы.
– Непременно, – сказал он.
– Так этот-то образ, любезный Главкон, – продолжал я, – надобно весь прибавить к тому, что сказано прежде, видимую область зрения уподобляя житью в узилище, а свет огня в нем – силе солнца. Если притом положишь, что восхождение вверх и созерцание горнего есть восторжение души в место мыслимое, то не обманешь моей надежды, о которой желаешь слышать. Бог знает, верно ли это; но представляющееся мне, представляется так: на пределах ведения идея блага едва созерцается, но, будучи предметом созерцания, дает право умозаключать, что она во всем есть причина всего правого и прекрасного, в видимом родившая свет и его господина, а в мыслимом сама госпожа, дающая истину и ум, и что желающий быть мудрым в делах частных и общественных должен видеть ее.
– Тех же мыслей и я, – сказал он, – только бы мочь как-нибудь.
– Ну так прими и ту мысль, – примолвил я, – и не удивляйся, что здешние пришлецы не хотят жить по-человечески, но душами своими возносятся вверх, чтобы обитать там; ибо это естественно, если только, по начертанному образу, справедливо.
– Конечно естественно, – сказал он.
– Что же? Находишь ли ты что-нибудь удивительного, – спросил я, – если кто, от божественных созерцаний перешедши к делам человеческим, гнушается злым и представляется очень смешным, а вместе тупеет и, пока не привыкнет достаточно к настоящему мраку, принужден бывает бороться в судилищах и в других местах относительно теней справедливости и образов, от которых произошли эти тени, и спорить о том, как понимают справедливость люди, никогда ее не видывавшие?
– Нисколько неудивительно, – сказал он.
– Но кто умен, – примолвил я, – тот припомнит, что поражение глаз бывает двоякое и от двух причин: когда они из света переносятся во тьму, и когда из тьмы – в свет. Полагаю, что то же самое бывает и с душою: человек умный, как скоро видит, что кто-нибудь возмущен и не может чего-либо усматривать, не станет безрассудно смеяться, но будет наблюдать, пришедши ли из светлейшей жизни, душа его помрачилась от непривычки, или перешедши от великого невежества в светлейшее состояние, поражена она сильнейшим блеском, и потому последнюю за ее состояние и жизнь будет ублажать, а о первой сожалеть, и если бы над тою захотел посмеяться, то смех его был бы менее смешон, чем смех над этою, пришедшею свыше – из света.
Приложение 5
Тхера Нагасена доказывает царю Менандру, что Будда – и брахман, и царь
[Вопрос 8 (48)]
– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям». И еще сказано: «Я царь, о Шайла». Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям», то ложно утверждать: «Я царь, о Шайла». Если же Татхагата сказал: «Я царь, о Шайла», то ложно утверждать: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям». Можно быть или кшатрием, или брахманом. Нельзя в одной жизни быть из двух варн. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.
– Есть, государь, изречение Блаженного: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям». И еще сказано «Я царь, о Шайла». Можно обосновать, государь, что Татхагата – и брахман, и царь.
– Каково же это обоснование, почтенный Нагасена? Почему Блаженный – и брахман, и царь?
– У Татхагаты, государь, все греховные, неблагие дхармы отброшены, оставлены, покинуты, откинуты, пресечены, кончены, к концу пришли, потушены и успокоены, и потому Блаженный именуется брахманом. Брахман преодолел сомнения, неясность, разномыслие. Так же, государь, и Блаженный преодолел сомнения, неясность, разномыслие; поэтому Татхагата именуется брахманом. Брахман от бытия и рождения во всех уделах избавился, от пыли и грязи вполне очистился, спутников не имеет. Так же, государь, и Блаженный от бытия и рождения во всех уделах избавился, от пыли и грязи вполне очистился, спутников не имеет, поэтому Татхагата именуется брахманом. Брахман пребывает помногу в небесном состоянии – верховном, превосходном, избранном, избраннейшем. Так же, государь, и Блаженный пребывает помногу в небесном состоянии – верховном, превосходном, избранном, избраннейшем. Вот и поэтому Татхагата именуется брахманом. Брахман – держатель наследия и преемства, наставления древних, изучения, обучения, приятия даров, смирения, самообуздания, самоутеснения. Так же, государь, и Блаженный – держатель наследия и преемства, наставления древних победителей, изучения, обучения, приятия даров, смирения, самообуздания, самоутеснения. Вот и поэтому Блаженный именуется брахманом. Брахман – это созерцатель и, созерцая, пребывает в великом счастье. Так же, государь, и Блаженный – созерцатель и, созерцая, пребывает в великом счастье. Вот и поэтому Татхагата именуется брахманом. Брахман знает обо всех уделах и областях существования: как там рождаются, благодаря чему и каков там образ жизни. Так же, государь, и Блаженный знает обо всех уделах и областях существования: как там рождаются, благодаря чему и каков там образ жизни. Вот и поэтому Татхагата именуется брахманом. Имя «брахман», государь, Блаженному не матерью было дано, не отцом дано, не братом дано, не сестрою дано, не друзьями-доброжелателями дано, не кровными родичами дано, не шраманами-брахманами дано, не божествами дано. Это – имя, означающее свободу блаженных, просветленных. «Брахман» – это истинное прозвание, обретенное, проявленное, возникшее тогда же, когда под древом просветления развеяно было Мары воинство, отброшены были греховные, неблагие дхармы прошлого, будущего и настоящего и обретено было всеведущее знание. Потому Татхагата именуется брахманом.
– А почему, почтенный Нагасена, Татхагата именуется царем?
– Царем, государь, именуется тот, кто правит и указует миру. Так же, государь, и Блаженный дхармою правит в десятитысячной сфере миров и указует богам и людям, мирам Мары и Брахмы, народу шраманскому и брахманскому [стезю к просветлению]. Потому Татхагата именуется царем. Царь вознесен над всеми людьми, всем народом, государь, и на радость общине родичей, на горе общине недругов вздымает свой светлый, белый, блестящий зонт, украшенный полною сотнею спиц, с прочной рукоятью из сердцевины дерева, знаменующий его великую славу и мощь. Так же, государь, и Блаженный на горе воинству Мары, неистинно делающему, на радость богам и людям, истинно делающим, в десятитысячной сфере миров вздымает свой светлый, белый, блестящий зонт верховной, избранной свободы, украшенный полною сотнею спиц лучшего знания, с терпением – прочной рукоятью из сердцевины дерева, знаменующий великую его силу и мощь. Потому Татхагата именуется царем. Множеству тех, кто приходит встретиться с царем, надлежит с почтением его приветствовать. Так же, государь, и тому множеству богов и людей, что приходят встретиться с Блаженным, надлежит с почтением его приветствовать. Потому Татхагата именуется царем. Если царь остается доволен успешностью чьих-то действий, он дарует такому человеку избранную награду и удовлетворяет его желания. Так же, государь, и Блаженный, если остается доволен успешностью кого-то в [очищении] телесных, словесных и мысленных действий, дарует такому человеку избранную награду – освобождение от всех тягот— и удовлетворяет его [избавлением] от всех желаний. Вот и поэтому Татхагата именуется царем. Царь преступающего его повеление осуждает, сокрушает и низвергает. Так же, государь, и тот бессовестный человек, кто в превосходном послушании Блаженному преступает его повеление, устыжен, пристыжен, порицаем бывает и изгоняется из превосходного послушания Победителю. Вот и поэтому Татхагата именуется царем. Царь наследует наставления правивших по дхарме царей прошлого, объясняет всем, что дхарма и что недхарма, правит царством по дхарме, вызывает у людей к себе приязнь, доброе чувство, восхищение и надолго утверждает свой царский род силою достоинств и дхармы. Так же, государь, и Блаженный наследует наставления самосущих прошлого, объясняет всем, что дхарма и что недхарма, наставляет весь мир в дхарме, вызывает у людей и богов приязнь к себе, доброе чувство, восхищение и надолго утверждает свою проповедь силою достоинств и дхармы. Вот и поэтому Татхагата именуется царем. Таково, государь, множество обоснований, почему Татхагата может быть одновременно и брахманом, и царем. Искушенный монах мог бы еще целую кальпу продолжать и не кончить. К чему столько слов? Можно согласиться и со сказанным кратко.