Мишаня сказал, что ясен пень Скворцов, он и по возрасту самый старший, и по уму наверно тоже.

— А я вот слышал, ты в ЦСКА в прошлом сезоне играл?

— Ну играл, в армию туда забрали, и чо?

— Что же не остался-то? Приглашали поди, а деньги там совсем другие…

— Понимаешь, Сережа, — задумчиво ответил он, — не все деньгами измеряется.

— Правильно, — соглашался я, — деньгами не все, но большими деньгами наверно почти все… когда следующий раз в Канаду-то поедешь?

— Когда позовут, тогда и поеду. Кстати про ЦСКА, у нас с ними игра во вторник, приходите все вместе, я контрамарки закажу.

Все дружно сказали, что непременно и обязательно.

— Да что мы все про меня да про меня, — продолжил Миша, — давайте про вас, что-то я не встречал до сих пор первокурсников с собственными машинами, которые червонцами кидаются.

— Скоро увидишь, Мишаня, есть у меня такое предчувствие, что начинается серьезные перемены, после которых первокурсники с машинами детским садом покажутся…

И пока таким образом весело препирались, мой взгляд вдруг зацепился за смутно знакомое лицо за столиком в углу, там сидел маленький лысоватый мужчина со спутницей моложе его раза в два и вяло клевал что-то из своей тарелки.

— Анюта, — толкнул я ее в бок, — тебе никого этот вон товарищ не напоминает?

И я осторожно кивнул в ту сторону.

— Иди ты, — выдохнула Анюта, — неужели сам Евстигнеев?

— Походу он, — согласился я, — давай проставимся что ли.

И я подозвал официанта и попросил его передать бутылку коньяку вооон тому товарищу в углу. — Какой коньяк желаете передать? — спросил официант. — А что, разные есть? — Конечно, есть грузинский за 15 и Белый аист за 18. — Тогда Белый аист.

Через минуту коньяк был на столе у него, он спросил что-то у официанта, тот кивнул в сторону нашего столика, тогда Евгений Александрович встал и подошел к нам.

— Кто это тут коньяками разбрасывается? — строго спросил он.