Проснулся он так же резко, как заснул. То есть не заснул, а потерял сознание, это он хорошо помнил, но сны тем не менее смотрел, значит, спал? И головой здорово ударился, к слову, та ещё побаливала, хотя исцеляющие руны Алевтины уже приступили к работе. Жаль, туфли промокли. А нечего было месить ими снег. Какой снег? Нет, снег остался там, где они с Анной возвращались домой с последнего в их жизни балета. Последнего не потому, что вскоре она умерла. До её смерти на тот момент было ещё лет пять, но ему так ни разу и не удалось уговорить её пойти с ним в театр. Впрочем, если быть до конца честным, он не очень-то и старался.
Рядом послышался стон. Женский. Ожила и задвигалась рука, свисающая мёртвой плетью со стула. Это приходила в себя Любочка.
Лент сел – там же, на полу, – и огляделся. В комнату понемногу возвращалась жизнь. Он слышал тихие голоса Розы и Савилы, их самих не видел, только удивлялся тому, что если сидеть на полу, то обеденный стол кажется огромным и перегораживает обзор до потолка. В жизни всё относительно. Потом он услышал Егора и Татьяну и увидел, что ему протягивает руку Вик.
– Сам встану, – пробурчал Лент, поднимаясь, и поискал вокруг себя глазами.
– Они в кабинете, – подсказал художник и почтительно отступил, даже с каки-то полупоклоном. С чего бы?
Ночь снова казалась спокойной и блестела яркими звёздами, будто и не было грозы. Лент подошёл к окну и задрал голову вверх – какие же они огромные, местные звёзды!
Развернулся к отцу и получил строгий кивок в сторону кабинета.
– Иду, иду, не понимаю, что ли…
– С тобой пойду, – пробасил рядом Егор, приподнимаясь.
– Да ладно, сиди уж, – Лент видел, что Татьяне совсем не хотелось его отпускать.
В кабинете было тихо, но стоило Ленту переступить порог, оказалось, что там разговаривали. Такой петли он раньше не видел, качественная, он даже удивлённо причмокнул языком.