А в отсутствие Торнстона Аверил не могла отправлять послания Герарду, только находила по утрам на столике в спальне — теперь уже их общей спальне, покидать которую Аверил больше не желала, — письма от Герарда. Писала ответные, понимая, что Герард прочитает их не раньше, чем Торнстон вернётся. Ведь не почтой же обычной отправлять.

Закончилось лето, и наступила осень. Шагнула легко, бесшумно на порог в один сумрачный, хмурый день, когда Аверил, гуляя по саду, вдруг заметила редкие жёлтые листья в ещё зелёных кронах деревьев и поняла, что не может выйти на воздух, не накинув предварительно шаль или плащ. И ни в последний летний месяц, ни в первый осенний не пришла кровь.

Поначалу Аверил и внимания не обратила и лишь по осени спохватилась. Насторожилась было — мама говорила, что это один из первых, верных признаков, что девушка в тягости, — но решила обождать. Женщина не может понести от члена братства, это всем известно, и матушка Боро тоже о том упоминала. Других признаков-то вроде нет, и чувствовала себя Аверил хорошо, не тошнило и ничего не болело. Потом из афаллийской столицы приехал Торнстон и за радостью от возможности вернуться к переписке с Герардом мысли о беременности отступили на задний план, потускнели подобно саду за окном.

Зато появились пристрастия странные.

По утрам Аверил хотелось манной каши с солёными огурцами. В обед — опять каши, но уже с мясом, желательно с кровью, подливой пожирнее и непременно с каким-нибудь соусом поострее, а после пирожных до отвала. И есть Аверил стала много, чего прежде за собой не замечала, даже когда только приехала в дом Герарда и впервые поняла, что можно больше не перебиваться чем придётся. Торнстон за ужином с удивлением на Аверил смотрел, а Стевия однажды, пока расчёсывала волосы Аверил перед сном, прямо заявила:

— Тётушка Анна полагает, будто ты беременна.

Аверил посмотрела в зеркало, взгляд горничной пытаясь поймать.

— Я не беременна, — возразила как можно твёрже. — Ты и сама знаешь, что от проклятых нельзя понести.

— У тётушки шестеро детей, не считая двух, умерших в младенчестве, — Стевия отложила щётку и принялась заплетать косу. — И у всех наших соседей не по одному ребёнку. Глаз у тётушки верный, намётанный. К тому же ты ешь как на убой, при том пока совершенно не поправляешься, полюбила странные сочетания в блюдах и когда были твои последние женские дни?

Аверил резко мотнула головой и недоплетённая коса выскользнула из пальцев Стевии.

— Я не беременна. Не могу быть беременной.

— К зимнему солнцестоянию видно будет, — Стевия только плечами пожала, точно для неё незамужняя девушка на сносях обычное дело.

Аверил встала, выскочила прочь из спальни и, как была в ночной сорочке да халате, опрометью бросилась в гостевую, которую Торнстон занимал. Ворвалась без стука, дверь за собой не закрыв, и Торнстон, сидевший в одних штанах и с книгой в постели, поднял на Аверил полный изумления взор.

— Правду ведь говорят, будто у проклятых не бывает детей? Что женщина независимо от происхождения не может от вас понести? — Аверил поняла неожиданно, что едва ли не кричит чужим тонким голосом, словно скандальная торговка рыбой.

— Правду, — Торнстон оглядел Аверил внимательно, настороженно. — Ни у кого из братства нет детей и никогда не было. По крайней мере, я о таком не слышал, и старшие всегда заверяли, что детей у нас быть не может. Предположительно из-за яда, дарованного нам богиней Карой, но лично я в этом сомневаюсь, поскольку мы и до вступления в орден и прохождения ритуалов не могли похвастаться наличием отпрысков… А в чём дело, Аверил?

— Я… — начала Аверил и умолкла в растерянности.

И обсуждать тему эту с Торнстоном неловко, и стыдно внезапно стало за собственную вспышку — подумаешь, месяц пропустила, ну даже если два, экая невидаль. Может, оно ничего особенного не значит, выждать надо было для верности, а что до изменившихся пристрастий в еде… мало ли, вдруг привязка да яд в крови на неё так влияют?

Торнстон посмотрел на дверь позади Аверил, нахмурился. Аверил обернулась и увидела на пороге спальни Стевию.

— Вероятно, Аверил беременна, — сообщила камеристка невозмутимо.

— Невозможно, — отрезал Торнстон.