– Всему свое время, – довести до блеска свою загадочную улыбку Друзилкин не успел – помешала следующая реплика Лёни.
– Хорош свистеть своим ребятам. Сам, небось, еще не дотумкал, чего Шайморданову надо, вот и кочевряжишься тут. И в обще сомневаюсь, что у тебя получится толково и убедительно сей нонсенс раскатать.
– Ах так?! – Геша взвился вертикальным штопором, чуть не проломив головой потолок (или наоборот). – Ну все, с меня хватит. Если ты, Лёнчик, такой умный, попробуй сам напиши, толково и убедительно. А я посмотрю, что у тебя из этого выйдет.
– Вот и попробую, – Лёня беспечно просвистел два такта из «чижика-пыжика», – а ты, пока суть да дело, иди прогуляйся, остуди головку. Тебе, Гешенька, творчество окаянное вон как нервишки подвымотало – тут без дыхательных упражнений на свежем воздухе никак не обойтись. Через часик-другой возвращайся, думаю, к тому времени я главу осилю.
Скрипнув зубами и хлопнув дверью, Геша покинул комнату, теша себя мыслью, что через час наступит таки момент истины и дальнейших препирательств не последует. Лёня ухмыльнулся, пожал плечами, пошевелил пальцами, разминая их, продолжая насвистывать себе под нос, разложил на столе несколько листов бумаги и взялся за ручку: – Ну-ка, на чем наш мастер сложнопостановочного слова остановился.
6. По прозвищу Зверь
М. Адаева-Датская
Руслан Шайморданов появился на свет в ту минуту, когда дух Генерального Секретаря ЦККПСС, дорогого Леонида Ильича, в результате продолжительной болезни покинул бренное тело. Родители Руслана, Тимур Эльдарович и Гузель Рашидовна, знака в этом не увидели, хоть реинкарнацию и признавали. Среднее специальное образование и постоянная московская прописка обязали их к определенной условности мышления. Миг рождения не так важен, говорила Гузель Рашидовна, как мгновение зачатия. Душа обретает новое тело одновременно с оплодотворением яйцеклетки. Что касается Руслана, то когда именно он был зачат, оставалось тайной для всех, включая родителей. Известно лишь, что это произошло где-то между выпускным вечером в ПТУ N51 и прощальным костром на сборе картошки в колхозе «Малые обеды Ильича» почти месяц спустя.
До трех лет Руслан из общей массы своих сверстников не выделялся практически ни чем. Рано начал ходить, в результате чего его мягкие детские ножки изогнулись баварскими сардельками. Кавалерист растет – радовался дед. Говорить Руслан напротив не желал. В том возрасте, когда детишки перестают бессмысленно агукать и переходят на «мама», «папа», «бяка» и «кака», Руслан упорно хранил молчанье. Настоящий джигит попусту не болтает – продолжал выводить родню из себя оптимистичный дед. Похожим на того человека, которого Пузднецов и многие другие знали и боялись, Руслан стал на пятом году, произнеся четко свое первое слово, звучавшее так: «ЖеТеБеКАСД». Если бы не дедушка, служивший затычкой для любой дырки, никто бы этому набору звуков значения не придал и, быть может, Руслан вырос бы нормальным человеком. Но судьба распорядилась по-своему. Записав сказанное внуком на спичечном коробке, дед, не долго думая, выдал «точную и неоспоримую» расшифровку: «Жизнь Твоя Будет Короткой, А Смерть – Долгой». Услышав слова древнего восточного проклятья, Гузель Рашидовна лишилась чувств, а Тимур Эльдарович самообладания – и засветил-таки улыбающемуся во весь золотозубый рот прозорливому отцу жены кулаком между седых бровей. Чему улыбался мудрый Рашид Нурудинович, осталось загадкой, так как удар осерчавшего отца оказался роковым. Дедушка отправился к праотцам, а Тимур Эльдарович – в тюрьму, где, не найдя с сокамерниками общего языка, был подсажен на перо. Овдовевшая и осиротевшая Гузель Рашидовна, суеверно полагая, что не вся сила проклятья могла быть израсходована на погибель двух человек, страшась лютой смерти, сына сторонилась и воспитывать не решалась. Она обеспечивала ребенка всем необходимым, кормила, одевала и обувала, но о материнской любви и нежности речи не шло. Слух о том, что первым же словом мальчик убил родного отца и деда, приукрашенный и извращенный до уровня гротеска, каким-то образом просочился за пределы семьи. Поговаривали даже, что ребенок, подобно Тамерлану, появился на свет, сжимая в крошечных кулачках по куску кровоточащего мяса. Поэтому, когда настала пора, и маленький Руслан пошел в школу, учителя в большинстве своем решили не рисковать по пустякам и гусей не дразнить. С Руслана не требовали выполнения домашних заданий, к доске не вызывали, а контрольные работы и сочинения, не проверяя, оценивали тремя баллами. Мальчик, предоставленный самому себе, рос в условиях беспрецедентного попустительства и вседозволенности. Не имея возле себя людей, которые могли бы авторитетно объяснить, что такое хорошо, и что такое плохо, Руслан на собственном опыте познавал особенности устройства мира. Подобно многим жестокосердным детям, Шайморданов вскрывал лягушачьи брюшка и птичьи грудки перочинным ножичком и с любопытством изучал их содержимое. Закатывал рыболовные крючки в хлебные катышки и на эту наживку ловил помойных голубей, вытаскивая через клювы их окровавленные внутренности. Таскал из грязного пруда ротанов и тритонов, помещая их в банки, наполненные слитой из аккумуляторов кислотой. Кидал живых пиявок в костер, с восторгом наблюдая, как они раздуваются и взрываются воздушными шариками. Подкармливал доверчивых дворняг, щедро посыпая колбасу крысиным ядом. Завязывал узлом хвосты жалобно пищащих котят. Руслан мучил и убивал животных не ради самоутверждения, не упивался их болью и страданиями. Ему нравился эффект, который его действия производили. Он был маленьким, но чрезвычайно концептуальным режиссером, а живые твари – его актерами. Руслан методично осуществлял все приготовления, а потом, заняв место в первом ряду, заворожено следил за представлением.
Одноклассники и детвора, гуляющая во дворе, вняв наущениям своих родителей, Руслана обходили стороной. Равнодушный к их играм и забавам, Шайморданов одиночеством не тяготился – люди его попросту не интересовали. Возможно, Руслан так и вырос бы тихим нелюдимым живодером, не приключись с ним на девятом году жизни одна история. Как-то раз во дворе появился забавный песик, редкой по тем временам породы шарпей. Похожий на плюшевого медвежонка Мотя принадлежал семье Удальцовых, недавно переехавшей из Ташкента. Обычно Мотю, моментально ставшего главным любимцем и достопримечательностью двора, выгуливал Артем Удальцов, мальчик на пару лет старше Руслана. Но однажды Артем приболел, и мама, Алевтина Ивановна Удальцова, не пустила его на улицу, решив, что Мотя способен самостоятельно справить свои собачьи надобности. Действительно, погода в тот день стояла отвратительная – с серого осеннего неба сочными ледяными плевками валил размокший снег, а северо-западный ветер пробирал до костей. Случилось так, что именно в тот день Руслану не удалось найти ни одного подходящего актера для своего перформанса (кошки попрятались по теплым чердакам и подвалам, дворняг тоже видно не было). Смирившись со срывом очередной премьеры, промокший и продрогший Шайморданов, подошел к своему подъезду и уже собирался в него зайти, когда заметил желтое пятно, с умным видом обнюхивающее урну. Подождав пока Мотя задерет лапу и пометит приглянувшуюся возвышенность, Руслан стащил с себя куртку, накинул ее на пса, и в этом импровизированном мешке утащил в свой «театр» – грязную строительную бытовку, оставленную бригадой, занимавшейся обустройством детской площадки. Оказавшись в своем тайном убежище, Руслан проволокой примотал вяло сопротивляющегося Мотю к верстаку. Удивленный пес не пытался ни кусаться, ни даже лаять, но Шайморданов добросовестно замотал его морду липкой лентой скотча. В Моте Руслана больше всего поражала избыточность мягкой шкурки, как будто собаку одели в костюм на добрый десяток размеров больше. Взяв в руку бритвенное лезвие, Шайморданов сделал по круговому разрезу на каждой лапе чуть ниже локтевых и коленных сгибов беспомощно трепыхающегося и хрипящего носом шарпея. Хоть Руслан и ожидал чего-то подобного, его впечатлила та легкость, с которой шкура снялась с лап несчастного животного – как перчатка с руки. Насладившись зрелищем освежеванных, судорожно дрыгающихся лап, Руслан поднес окровавленное лезвие к горлу Моти.
Следующим утром, обеспокоенный долгим отсутствием любимца, Артем, наплевав на запрет матери выходить на улицу до полного выздоровления, отправился на поиски. В склизком куске мяса, который младший Удальцов нашел в кустах возле подъезда, опознать Мотю было бы не возможно, если бы не лежащие рядом чулочки, шортики, курточка, перчатки и шапочка – то, что раньше было шкурой собаки. Горе, охватившее Артема, было неизбывным. Он плакал, выл, ревел, катался по раскисшей, покрытой гниющей листвой земле. Выбежавшие на шум родители, кое-как справившись с шоком, вызванным увиденной картиной, с большим трудом смогли увести мальчика домой. Удальцовы боялись, как бы пережитая психологическая травма не свела их сына с ума. Ребенок отказывался от пищи, практически не спал, лишь изредка забываясь в тревожной дремоте, но тут же вскакивая с именем Моти на губах, вращал невидящими глазами и в кровь кусал губы и ладони. Врачи, подчеркивая любовь и привязанность Артема к погибшей собаке, вразумительных прогнозов не давали и от всех вопросов отупевших от горя Удальцовых отмахивались многочисленными рецептами. Тем не менее, к немалому облегчению родителей, несколько месяцев спустя Артем стал понемногу возвращаться к нормальной жизни. Став более замкнутым, он все же вполне вменяемо разговаривал с окружающими, аппетита не проявлял, но от еды больше не отказывался. Еще через полгода, когда за окном вовсю буйствовала летняя зелень, врачи поздравили изнеможенных Удальцовых с выздоровлением сына. Сильно похудевший Артем принимал поздравления, говорил слова благодарности (хором с родителями) и улыбался. Вид улыбающегося лица мальчика со смотрящими исподлобья ввалившимися глазами и бескровными губами мог привести в ужас кого угодно, только не старших Удальцовых, счастливых до беспамятства самим фактом присутствия улыбки на лице любимого сына. В тот миг, когда он нашел останки Моти, в Артеме поселился дьявол, и когда доктора признали ребенка исцеленным, дьявол никуда не исчез – он лишь набрал достаточно сил, чтобы жить и оставаться незамеченным.
Не говоря никому о своих планах, Артем решил найти виновника смерти своего питомца и покарать его так, как все эти месяцы нашептывал ему дьявол. Выяснить, кто стоял за поистине зверским (как ни крути) убийством, труда не составило – о склонностях Руслана Шайморданова во дворе знал каждый. Когда-то давно мальчик видел фильм, из которого ему запомнилась фраза: месть это такое блюдо, которое следует подавать холодным. Действуя неспешно и методично, Артем наблюдал за Русланом, по прежнему безоглядно увлеченным своими постановками. Артем примечал все: во сколько Руслан приходит из школы, когда отправляется на прогулку и какие места для нее выбирает, как часто посещает свою лабораторию в заброшенной бытовке. Через две недели слежки план расправы с обидчиком был готов.
Потратив все свои карманные сбережения, Артем купил в зоомагазине самого пушистого кролика из тех, что были в наличии. Расчесывая кроличьи бока на множество проборов, младший Удальцов выдавливал на каждый пробор по длинной дорожке клея «Момент». Когда похожий на меховую шапку с ушами кролик был весь обляпан клеем, Атрем распушил шерсть вокруг проборов так, что не приглядываясь их можно было не заметить. Сунув в карман морковку, опасную складную бритву оставшуюся от дедушки, Артем аккуратно взял приманку за уши, чтобы не приклеится самому, и направился к «тайному» логову зверя. Придя на место, Артем выставил недовольно урчащего кролика перед дверью, сунул ему под нос морковь (чтобы не сбежал раньше времени), а сам пробрался внутрь бытовки, где с бритвой на изготовке затаился под верстаком, на котором принял смерть Мотя.
Руслан вышел на охоту в свое обычное, подмеченное Артемом, время. Расчет Удальцова оказался верным – пройти мимо ушастого зверя, виденного раньше только на картинках и по телевизору, Шайморданов не смог. Взяв кролика под липкие бока, Руслан прошел в бытовку. Как только дверь со скрипом закрылась за его спиной, Артем выскочил из-под верстака, отрезая Руслану путь к отступлению. Шайморданов, поглощенный придумыванием роли для своего нового протеже, появление незваного гостя едва ли заметил. «Сейчас ты мне за все ответишь» – Артем, брызжа слюной и рассекая воздух бритвой, пошел в наступление. Руслан, удивленный, что к нему обращаются, опустил зверька на верстак, отер длинные сопли не досохшего клея на ладонях о штаны и непонимающе уставился на Удальцова. Артем опешил, он-то ожидал, что Руслан приклеится к кролику намертво и будет беспомощен перед свершением его (Артема) справедливого суда. Мысль о том, что фокус, почерпнутый из книжки сказок дядюшки Римуса (там братец Лис хитроумно поймал братца Кролика, использовав смоляное чучелко), не сработает, десятилетнего мальчика не посещала. Поборов секундную растерянность, Артем решил действовать. Конечно, теперь о такой изощренной пытке, которую он хотел применить к частично обездвиженному противнику, речи быть не могло, но полоска острейшей стали по прежнему находилась в его руках, а, значит, шанс выпустить кишки Руслану остался. Примериваясь попасть Шайморданову в живот, Артем сделал резкий выпад вперед. Руслан, продолжая не понимать, что собственно происходит, инстинктивно сделал шаг влево (благо, размеры бытовки позволяли совершить такой маневр) и правым коленом ударил Артема в грудь, едва не задев лезвие, тускло светящееся в вытянутой руке. Удар оказался настолько сильным, что результат его походил на одну из боевых сцен фильма про кун-фу. Артем пролетел полтора метра спиной вперед, с жутким треском снес хлипкую дверцу бытовки с петель, и кубарем выкатился на детскую площадку, где стайка мальчишек играла в футбол.
Картина, представшая взору Руслана, когда он возник в дверном проеме своего анатомического театра, изменила его навсегда. Воцарилась тишина, все привычные дворовые звуки стихли. Даже шум автомобилей не дороге, проходящей сразу за домом, исчез. Дети (среди них был и Илья Пузднецов), забыв про мяч, уставились на сабо шевелящегося Артема, задыхающегося, стонущего, кашляющего и харкающего кровью на пыльную землю площадки. Затем, не сговариваясь, мальчишки проследили взглядом путь Артема. Все глаза оказались на Руслане – худеньком восьмилетнем ребенке с длинной трогательной шейкой и несоразмерно маленькой головой. Во всех глазах Руслан читал помимо страха, к которому он давно привык (истории родителей о проклятье делали свое дело), новое выражение. Это было уважение, граничащее с восхищением. Руслан как губка впитывал волны неведомого до того чувства. Он был в центре внимания – на него смотрели с немым восторгом не только ровесники, но и мальчишки из пятых и шестых классов. Все знали, что произошло, хоть никто об этом вслух и не говорил. Артем, старше Руслана на два года, выше на голову и порядком шире в плечах, с острейшей бритвой в руках, потерпел поражение. Судя по издаваемым им хрипам, большинство ребер младшего Удальцова были сломаны. Растрескавшаяся фанерная дверь, лежащая у ног невозмутимого Шайморданова, придавала картине концептуальную завершенность. Тишина, сопровождавшая триумф Руслана, внезапно разлетелась на миллионы осколков – с сиреноподобным воем во двор выбежала мать Артема. «Убили! Убили!» – вопила обезумевшая Удальцова, тряся сына как тряпичную куклу. Еще через миг приехала бело-красная карета скорой помощи и, суетливо мерцая мигалкой, увезла Артема и бьющуюся в истерике мать в больницу.
Проблем по данному инциденту у Руслана не возникло ни с милицией, ни в школе, ни дома (Гузель Ращидовна только тихонько вздохнула и еле заметно качнула головой). Нашлось множество свидетелей, подтвердивших, что Артем, вооруженный опасной бритвой, первым напал на Шайморданова. Было установлено, что имел место факт самозащиты. Чете Удальцовых тонко намекнули, что их проявившему ретивость сынку за вооруженное нападение светит как минимум клиника, а то и детская колония не самого мягкого режима. Что они должны радоваться тому, что Артем сам же на свою бритву не напоролся и, по большому счету, легко отделался. Обессилевшие Удальцовы аргументов для возражений не нашли, быстро собрали вещи и переехали в другой город – подальше от всяких проклятий. Что стало с измазанным клеем кроликом – не известно.
7. Первый парень на деревне
Откровение Иоанна Богослова