Глава 26

Нетронутая бутыль форэтминского стояла на столе. Соблазняла. Я душил этот соблазн. Мне нужна была трезвая голова — чтобы не наделать глупостей. Пятый час утра. За окном — темнота, дождь стучит в окна. До Игры меньше суток — Игра будет в полночь.

После Игры пора уходить в Пространство. Нельзя мне долго болтаться на планетах. Расслабляюсь, теряю чутье и тонус. Пространство не прощает разболтанности. А я и без того размяк. Размечтался. Влюбился! Нет, надо обратно, в Простор. Не время в землю врастать!

Сколько раз в последние дни одергивал себя, сколько раз напоминал сам себе — ничего не сложится у нас с Фориэ, не срастется. Все — обман, суета и тлен. Обманываюсь сам, обманываю и ее, хотя не лгу при этом. Сам верю в то, что говорю. Закрываю глаза, грежу, что живу в ином мире — в том, где нет проклятой Империи и где можно без страха любить…. А выветрится форэтминское — стыд огнем жжёт. Перед ней, перед собой, перед рыжим.

Рокше — вот еще одна заноза… Не соврал Азиз, не мальчишка — воистину золото. Наблюдательный, внимательный, умный: для пилота жизненно важные качества, для шпиона — тем более. Но кажется порой, что видит он слишком много, а на его лице отражается такая гамма эмоций — сочувствие, понимание, насмешка, презрение… временами еще и забота, что меня от всего этого бросает в холод.

Бездна с ним — пусть понимает. Но сочувствие и забота — хуже всего. Иногда кажется, это я — несмышленыш. А мальчишке дано понимание чего-то мне вовсе неведомого.

Окажись я на его месте — прощения зараза-торговец бы от меня не получил. Не удалось бы откупиться ни деньгами, ни титулом. А этот — доверяет? Или все же играет? Или смирился? Нет, мне его не понять.

И сталкиваясь взглядами, я чувствую — он куда взрослее своих восемнадцати лет. Словно за плечами еще одна жизнь, о которой Рокше не может ничего рассказать. Его поведение заставляет стыдиться себя — прошлого. И не получается забыть подлой мыслишки: как найдем флот, «потерять» ненужного больше свидетеля.

С этим стыдом мне приходится жить. Он забыл, что говорил мне в лицо на Ирдале, а я забыть не могу. Прокручивая прошлое, вспоминая, пытался понять — когда меня качнуло к рассудочной подлости, но понять не удалось: видимо шаги были почти незаметными. Ясно одно — катализатором послужила ненависть.

Но за две недели пребывания на Ирдале ненависть отпустила. Куда-то ушло горячее, словно пылающие угли, желание отмщения: и словно повязка упала с глаз — я был прав не всегда. И не на все мне дано право. Своей жизнью я могу распоряжаться, как посчитаю нужным, но чужие мне не принадлежат.

Я уже сожалел, что не смог отпустить рыжего на Ирдале. Надо, надо было разорвать контракт! А я? Вцепился, собственническая натура, побоялся, что придется в поисках флота Аюми мотаться в пространстве одному; теперь — жжет и точит червем отвращение к самому себе. Даже то, что признал его наследником — помогает мало.

Меня беспокоит: Олай Атом знает, что рыжий был со мной на Ирдале, что рыжий знает о контактах с Стратегами. Но знает ли он о письме и угрозах Анамгимара? Если догадывается, то только шаг отделят меня от гибели: ничего не расскажет тот, кто ничего не знает, а еще ничего не расскажет мертвец. Я изначально был согласен на эти условия. Но не потянуть бы за собою Рокше.

Тоска. Напиться что ли?

Рука потянулась к бутылке и опустилась: ох как, как смотрел на меня рыжий, застигая с бокалом в руках. Каждый взгляд, словно ведро холодной воды на голову. И Фориэ тоже смотрела с неприятием на то, как я напиваюсь. Во время приватной нашей беседы, меня, дурака пьяного еще и несло… вспомнить стыдно. И если она придет…если только придет… я не знаю куда стану прятать глаза.

— Рокше!

Рыжий вышел на зов, оперся спиной на стену, сложил руки на груди, посмотрел — весь внимание. И по-прежнему в скромной шкурке, похожей на курсантскую форму и покроем и цветом.