За окном уже было темно, хотя ночь в Убежище теперь была понятием весьма относительным. В разрывах звёздного полотнища голубело небо, и плыли безобидные с виду белые облачка. Спасибо, солнце ещё не выглянуло, а то пришлось бы задёргивать шторы. Таймер отсчитал последние секунды поиска и остановился, показывая нули. Я на удачу скрестил пальцы и взглянул на экран. Там всюду были облака точек, значит, разрушение будет продолжаться. Уже понимая, что увижу, я навёл курсор в середину последнего облака. Картинка была безрадостная. Полу-обрушенные стены дома дымились недавним пожаром, половины соседней скалы вообще уже не существовало. Что стало с ритуальным залом, можно было только догадываться. Так было везде, все точки показывали одну и ту же картину разрушения. А потом я увидел эту последнюю картинку. На полу-обвалившейся площадке, словно на палубе корабля, стоял Учитель, сжимая чудом уцелевшие поручни с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. А прямо ему в лицо глядела белёсыми бельмами его смерть. Значит, он решил остаться. Почему-то я в этом и не сомневался. Ищейка ясно показала, что у Убежища не осталось шансов, больше надеяться было не на что. Нужно было предупредить всех, чтобы не задерживались. Ведь это была картина завтрашнего дня.

Я положил руку на крышку ноута, намереваясь её захлопнуть, и мой большой палец ненароком лёг на край экрана. Картинка переключилась, и это была уже совсем другая картинка. Оказывается, в самом верхнем углу находилась ещё одна одинокая точка, которую я в апокалиптическом угаре не заметил. На каком же тонком волоске висят порой судьбы людей. Я увидел закатное небо, самое обыкновенное без разрывов, сиреневые облака, подсвеченные снизу оранжевыми лучами солнца, которое уже почти скрылось за кромкой высокого берега. Там, за обрывом раскинулся океан, рассечённый дорожкой расплавленного золота на две части. А на самом краю мордой к заходящему солнцу сидел огромный волк.

Сказать, что я обрадовался, это, считай, промолчать. Меня просто захлестнуло волной восторга. Как же я рад был тебя видеть, волчара мой ненаглядный. Значит, выход существовал, и мы не обречены. Нужно было только его найти, этот выход. Мне безумно захотелось оказаться там, на обрыве, вместе с моим волком и полюбоваться на красочный закат. Спасение мира пусть пока подождёт. Я уселся поудобней и закрыл глаза. Теперь, когда я знал, что это возможно, переключение сознания не заняло много времени. Вдохнув полной грудью солёный морской воздух, я открыл глаза.

В десяти шагах от меня волк повернул морду в мою сторону и оскалился. Оскал был совсем не страшный, как будто серый просто улыбался. Я подошёл к нему и уселся рядом, свесив ноги с обрыва. Зрелище закатного неба было просто фантастическое. Мы с волком так и застыли, не в силах оторвать взгляд от танца золотых бликов на солнечной дорожке и плавного бега разноцветных облаков. Лёгкий ветерок взъерошил шкуру на загривке моего соседа, и я пригладил её рукой, не отрываясь от закатного спектакля. Волк доверчиво привалился ко мне плечом. Когда последний тёмно-красный солнечный ломтик утонул в синеве, волк снова повернулся ко мне и раскрыл пасть в улыбке. Мне показалось, что он пытается меня успокоить.

— Не беспокойся за меня, хозяин, — говорил волчий взгляд, — умирать совсем не страшно. Ты же видишь, что я счастлив, моё сознание наконец снова стало цельным. И это так прекрасно!

Это что же за место такое? Рай для волков? Или реально существующий мир? Больше похоже на второе, поскольку Ищейка во взаимодействии с райскими кущами раньше замечена не была. Тогда почему волк говорит о своей смерти? Или не о своей? Он же есть не что иное, как моё проявленное сознание. Поэтому к его словам нужно отнестись, как к подсказке самому себе. А что он собственно такого сказал? Главное в его словах то, что его сознание снова обрело цельность. И непосредственное отношение к этому имела смерть. Подсказка была настолько прозрачной, что не понять её сразу мог только такой тупица, как ваш покорный слуга.

Я упал на спину и захохотал. Волк с удивлением смотрел на катавшегося в траве человека и улыбался. А потом тоже опрокинулся на спину и присоединился к моему веселью. Притомившись, мы улеглись рядом в мягкой, прямо-таки шёлковой траве на краю обрыва. Так мы с волком и лежали бок-о-бок, глядя в темнеющие небеса, и налетавший порывами ветер щекотал наши тела тонкими гибкими травинками. Загадки больше не существовало. Я наконец догадался, как Гор избавил мир от своих ангелов. Решение всегда было прямо у меня перед глазами, но я его в упор не видел. И вовсе не потому, что это было так сложно, просто я упрямо не желал его видеть и старательно отводил глаза в сторону. Я пытался отвлечь свой ум суперсложными задачами и расчётами, только бы не замечать того, что лежало на поверхности. Действительно, зачем просто, когда можно сложно?

А правда состояла в том, что в момент смерти Создателя все проявленные им сознания сливаются с сознанием их породившим, чтобы при перевоплощении, как на флэшке, перенести обретённый опыт в новую жизнь. Вот поэтому Гор и дал себя убить. Другого способа избавить мир от ангелов он, видимо, не нашёл. Удивительно, почему никто не провёл параллель между его смертью и исчезновением ангелов? Ведь это произошло одновременно. Наверное, все были слишком злы и напуганы, чтобы соединить эти два события в одно. А может быть, просто не захотели увидеть истинных причин его смерти и наплодили кучу дурацких версий.

Забвения он, видите ли, жаждал, не смог пережить смерть своей любимой. Это после того, как десять лет её вообще не видел, между прочим. Чушь собачья. Я, кстати, тоже приложился не в тему, насчёт ответственности Творца. Гор вовсе не боялся поранить мир своей душевной болью, он давно научился управлять своими мыслями и эмоциями, иначе не стал бы Творцом. Просто он понял, что иначе с ангелами не справиться, создания вышли из-под контроля Создателя. Банально до идиотизма. Жалко, конечно, эльфов и гномов из первого мира Гора, да и говорящих животных тоже жаль. Им прилетело вообще ни за что. Сопутствующие потери, так сказать.

Учитель, правда, рассказывал, что Создатель может насильно поглощать неугодные сознания, вроде гениев злодейства или людей, опустившихся до уровня животных. Но что-то мне подсказывает, что на этот раз мой мудрый гуру ошибся, ведь свободу воли никто не отменял. Думается мне, что слияние с сознанием Создателя может осуществляться только на добровольных началах, когда проявленное сознание разовьётся до уровня Его сознания. Иначе закон мироздания о свободе воли будет нарушен. К добровольно отказавшимся от своей свободы воли, это, конечно, не относится. Так что, продолжайте голосовать на так называемых демократических выборах, дорогие сограждане.

А впрочем, я вполне допускаю, что у Создателя могут иметься свои, доступные только ему технологии манипулирования проявленными сознаниями, чего ни у Гора, ни тем более у меня не имелось от слова совсем. Так что единственным доступным мне сейчас инструментом обуздания разбушевавшегося волка было перевоплощение. Чтобы избавить Убежище от разрушения и спасти укрывшихся там людей, мне, увы, придётся умереть, причём в базовой Реальности. Печалька.

Можно было бы, конечно, поспорить, а должен ли я нести ответственность за существо, которое я сознательно и не воплощал вовсе. Только в данном случае это был вопрос чисто умозрительный, потому что речь шла о десятках жизней. Если честно, на само Убежище мне было плевать, но этим людям просто больше негде было укрыться от Охотников. Как только они его покинут, их выследят и безжалостно пристрелят. Может быть, единицам и удалось бы улизнуть. За Вертера, я, к примеру, совсем не беспокоился. Но основная масса точно погибнет, включая и меня, кстати. Так что для нечаянного Создателя монстров большой разницы по сути и нет, добровольно ли подставить свой лоб под пулю сейчас или быть застреленным в компании с остальными чуть позже. А ещё моя смерть автоматически решала задачу, как спасти Алису. Когда меня не станет, ей незачем будет уходить от Гора, и её жизни больше ничего не будет угрожать. Вот и славно.

Нет, ни фига не славно. Гору легко было принять такое решение. Его Анары уже не было в живых, и его в этой жизни тоже ничего особо не держало. А моя Алиса живёхонька и любит меня. Меня, а не своего Гора. Не знаю, почему так вышло, может быть, просто надоел он ей за столько-то совместных воплощений. Не важно. Но уйти вот так, когда мы только что обрели друг друга вновь? Даже думать об этом невыносимо. Ещё не факт, переживёт ли моя любимая эту потерю. Гору придётся очень сильно постараться, чтобы вытащить её из той пропасти, в которую я собираюсь её столкнуть. И я ему не завидую. Со временем она, конечно, оправится, потому что она очень сильная, моя девочка. Так что хватит распускать сопли. И лучше совсем не вспоминать об Алисе, а то ещё передумаю.

Я открыл глаза и подобрал с пола ноутбук. Вроде бы привык уже ко всяческой мистике, но, чтобы волк любовался закатом и подсказывал сакраментальные решения, это было уже за гранью. Может быть, мне к доктору? Или это я опять время тяну? Больше похоже на второе. Проходя в свою комнату мимо притихшей компании за столом, я притормозил. Нехорошо было столько времени держать их в напряжении.

— Всё будет хорошо, — я постарался придать своему голосу уверенности, — я это точно знаю. Вам не нужно сейчас покидать Убежище.

Все заметно расслабились, только Вертер продолжал сверлить меня своим недоверчивым взглядом.

— Давай минут через десять, — сказал я ему, заворачивая к лестнице.

Было у меня ещё одно дело на миллион. Я решил написать письмо Гору и всё ему объяснить про проклятье, а заодно предупредить об Охотниках. Поначалу я собирался послать ему письмо по электронке, но потом решил, что на бумаге с курьером будет понадёжней. Нужно было исключить любые случайности. Не хватало ещё, чтобы Алиса вернулась в мою квартиру до предполагаемого визита моего убийцы, а то и вообще во время оного. Уж об этом-то я точно мог позаботиться.

Вертер ввалился в мою комнату, разумеется, без стука, когда я засовывал письмо в конверт.

— Что ты придумал? Выкладывай, — это он вместо здрасьте.