— Надеюсь, ты доволен?

Спрашивает Кирилл Максимович, слегка поворачивая голову в мою сторону. Никогда не садится рядом из-за привычки во всем занимать лидирующую позицию. В детстве я наблюдал за ним с открытым ртом, ведь из нищеты сам Орлов выбрался на верхушку пищевой цепочки, оправдав фамилию предков. Сейчас это место казалось мне адом, куда так стремилась наша семья. Противно. Мерзко. От правды и того, чья кровь течет в моих венах.

— Могу задать аналогичный вопрос.

Бросаю с презрением, которые бы нужно скрыть, но я не могу. Слишком многое перевернулось с ног на голову с появлением сороки в моей никчемной жизни. Почему никчемной? Да, потому лишь, что я прятался за статусом и глупыми мыслями, боясь столкнуться с действительностью, которая раздавливала даже самых сильных морально. Убивала все человеческое внутри нас постепенно, и сейчас мне меньше всего хотелось оставаться на темной стороне, но я ничего не мог поделать с родственными связями. Так глупо решила матушка природа. Поиздеваться. Поманить тем, чего я так отчаянно желал, и вернуть на свое место с дырой в грудной клетке. Она не простит, а если и позволит себе такую слабость, то меня прижмет к земле собственный отец. Времени на выбор оставалось все меньше. Мы двигались по трассе, где машин было по минимуму.

— Не я устроил цирк, — отец скрипел зубами, хотя слова казались вполне холодными, без эмоций, которые он выдавал крайне редко, — из-за тебя я теперь под колпаком у глупого сопляка, который не понимает, с кем связался.

— Но ты ведь все решишь, — усмехнулся, потирая запястье правой руки пальцами, словно это поможет отвлечься, — как всегда всесильный Кирилл Максимович заставит всех поверить в то, чего нет.

— Ты бы помолчал.

— Достаточно молчал, тебе не кажется? — Продолжаю разыгрывать фарс, хотя есть в нем доля истины, которая до омерзения больно царапает душу. — Мне хватило того, что я услышал. Это правда? Посвятишь в тайны семейного бизнеса?

— После того, как ты снюхался с Громовской дочуркой? — Бросает презрительно и ерзает на сиденье, видимо, выходя из себя. — Думаешь, я поверю в то, что ты на моей стороне?

— Я сижу в твоей машине, — цежу сквозь зубы, чувствуя, как нервные окончания оголяются сильнее с каждой секундой, — и, к несчастью, являюсь твоим сыном. К тому же, если бы хотел тебя сдать, то давно дал бы этой отчаянной семейке доступ к твоим секретным файлам.

Частично правда. Я бы мог. Не знаю, что меня остановило. Наверное, страх перед правдой. Или гребаное чувство, которое так не кстати вписывалось в реалии и называлось любовью к близким.

— Сам сказал, что слышал достаточно. Чего ты еще от меня добиваешься? Чистосердечного признания во всех смертных грехах?

— Мне не нужны все, — сглатываю тугой ком в горле и бросаю на отца прямой взгляд, который он ловит в зеркале заднего вида и оценивает, — про Громовых будет достаточно.

Кирилл Максимович снова ерзает на сиденье и поправляет воротничок рубашки, который пронырливо выпирает из-под пальто. Соображает, стоит ли мне доверять. Я в это время на него смотрю. Отводить взгляд нельзя. Мне нужно, чтобы он поверил.

— Вопросы.

Сухо выцеживает, а я внутренне ликую, хотя и не долго, потому что осознание последствий способно утопить меня, репутацию семьи и нашу жизнь в целом.

— Что на самом деле случилось с Романом Громовым?

— С этим сопляком-спорщиком? — Одна бровь отца взлетает вверх, а я киваю, пока органы превращаются в фарш от эмоционального раздрая. — Ничего, что бы стоило нашего внимания.

— Меня не устраивает такой ответ. Я хочу знать подробности.

— А подробности в том, сынок, что вы накосячили по малолетке, и мы, ваши отцы, все разрулили.