Тетя встречается со мной глазами и возвращается из прошлого.

— Элис стала… своеобразной. Да, я знаю, ее давно уже было трудно понять, — объясняет она, заметив мой пораженный вид. Слово «своеобразная» весьма неточно характеризует поведение сестры за минувший год. — С тех пор, как ты уехала, она сделалась и вовсе жуткой.

До недавней поры я была надежно ограждена от любых действий со стороны Элис — и теперь отчаянно не хочу расставаться с блаженным неведением, пусть даже и мнимым. Впрочем, опыт научил меня: знание о том, что делает враг, — ключ к победе в любой битве. Даже если враг — моя родная сестра.

Соня первой нарушает молчание.

— Вирджиния, что вы имеете в виду?

Тетя Вирджиния переводит взгляд с Сони на меня и понижает голос, точно боится, что нас подслушают.

— Она упражняется в колдовстве все ночи напролет. В спальне вашей матери.

Темная комната.

— Делает там ужасные вещи. Упражняется в запретных чарах. И что хуже всего, достигла такого могущества, что и представить невозможно.

— Совет Григори карает за запретное колдовство! За любое колдовство здесь, в физическом мире! Ты же мне сама говорила… — В голосе моем звенит истерика.

Тетя медленно кивает.

— Совет Григори обладает властью лишь в Иномирьях, и наложенные им наказания всего-навсего ограничивают твои права и возможности там. Совет Григори уже осудил Элис. Лия, в это трудно поверить, я понимаю, но она очень осторожна и крайне могущественна. Она странствует по Иномирьям так, что Григори не замечает ее — совсем, как ты, когда стараешься, чтобы тебя не заметили падшие души. — Тетя Вирджиния пожимает плечами. — Ее неповиновение совершенно беспрецедентно. А Совет Григори не может ничего поделать с тем, кто обитает в этом мире. Иначе им пришлось бы пересечь границы, пересекать которые запрещено.

Я ошеломленно качаю головой.

— Но если Совет Григори запретил Элис появляться в Иномирьях, то он должен бы следить за ней! — почти кричу я от досады и горькой злости.

— Разве что… — начинает Соня.

— Что? — Внутри у меня все так и сжимается от паники, мне просто плохо становится.

— Разве что ее это совершенно не волнует, — договаривает вместо Сони Луиза, устроившаяся на софе рядом с тетей Вирджинией. — А ее и не волнует, Лия. Ей дела нет до того, что говорит или делает Совет Григори. Дела нет до законов и наказаний. Ей не требуется дозволение Совета, не требуется никаких разрешений. Она стала слишком сильна.

Мы молча пьем чай, и каждая из нас представляет себе набравшую силы и не скованную никакими запретами Элис. Тетя Вирджиния первой нарушает молчание, хоть заводит речь о другом.

— Для нашего приезда есть и еще одна причина, Лия, хотя довольно было бы и первой.

— Что? Какая причина?