- Душ пять минут, контрастный, сразу наденешь это! - затараторила Марина Павлова, стоило Кате перешагнуть порог номера. «Это» оказалось кружевным бельем, от которого у Авдеевой отняло дар речи. Но стилист не разрешила своей подопечной долго любоваться этим великолепием. Принялась сразу, не теряя времени, расплетать косу девушки, причем так, что Катя шипела от боли. Ощущение чего-то тревожного полностью оккупировало ее разум – и похоже, она переняла его от других. Павлова была как будто напугана. Но чем? Снова вопросы без ответа.

Когда Катя, посвежевшая после душа, вошла в комнату, ее щеки залились краской при виде откровенного одеяния, в котором ей предстояло предстать на церемонии. Платье глубокого фиолетового оттенка было почти полностью прозрачным. Ну, кое-какие переплетения линий из украшенного вышивкой велюра создавали орнамент на талии и подоле, и все. Только возмущаться и что-то возражать не имело смысла. Платье Кате скорее понравилось… да не скорее, понравилось безумно. И дело было не в том, что она никогда не носила ранее такого сексуального вечернего туалета.

В нем она будет выглядеть королевой. Загадочной соблазнительницей      .

И если ее в этом же платье недрогнувшей рукой свергнет с пьедестала мужчина, на котором помешалась вся женская часть страны, причем публично, под прицелом камер в прямом эфире… Такое падение не забудут долго. Это будет эффект разорвавшейся бомбы. И сущность Кати Авдеевой умрет под ее осколками.

Она старалась ни о чем не думать, закрывая глаза и отдаваясь в руки Марине и ее помощникам. Не акцентироваться на том, что чувствует себя голой, и не позволять какому-то извращенному, близкому к эксгибиционизму волнению лишить себя бдительности.

Павлова и ее команда сегодня постарались на славу. Макияж в фиолетовых тонах превратил Катю в женщину-вамп, волосы, забранные в высокий хвост, дополнили длинным и густым шиньоном, на открытую линию ключиц нанесли мерцающую пудру.

Авдеева сияла. Настолько, что помимо воли испытала сексуальное возбуждение. И впервые фантом Акслера не принимал в этом непосредственного участия. Тягостные мысли о том, что именно такой, сексуальной и красивой идти ей в скором времени долиной позора к лимузину, который якобы сразу везет в аэропорт (для телезрителей), а на деле – собирать вещи и готовиться к отъезду, отошли на второй план.

Если она уйдет, то уйдет королевой. Так, как бы это сделала каждая из элиты. С улыбкой и гордо поднятой головой. Даже без шпилек в адрес Сергея. С улыбкой и благодарностью за то, что имела честь его знать – и пусть аудитория замрёт у телевизоров, гадая, какой же смысл она вкладывает в это понятие. А у автомобиля улыбнется счастливой улыбкой, от которой разлетится на осколки ни одно мужское сердце. Этому научила ее Адри.

Огромный зал отеля тонул в огнях софитов и хрустальных люстр. Сегодня каждой из девушек было выделено отдельное кресло, а подиум для проведения церемонии задрапирован шелковыми портьерами. Перед тем, как занять свое место, Катя выслушала наставление Павловой: не разговаривать ни с кем и не улыбаться. Сегодня должна быть атмосфера жестокой конкуренции. Проявляться может как угодно, главное, не вырывать волосы друг другу. Цинизм, шпильки, злорадство – приветствуются. Когда будет сделан выбор.

Катя заняла свое кресло напротив Кассель, которая буквально взрезала ее своим взглядом. Вовремя подавила ответную улыбку, которой часто обезоруживала подобные взгляды, проигнорировала огоньки тревоги, аукнувшейся в позвоночнике. Только непроизвольно погладила браслет на запястье, скрытый манжетой платья, напоминая себе, что недавно эта девушка предложила ей свою дружбу. А чего такая подозрительная – им всем велели сегодня быть сучками. Хотелось посмотреть, как ведут себя остальные и в чем одеты, но камеры работали вовсю, а указания были четкими: вести себя так, будто никого больше здесь не существует.

Когда на сцене появился Сергей, заиграла тревожная музыка. Смутно знакомая, вызывающая желание потрясти головой, чтобы не дать ей закрепиться в сознании.

Катя не слушала его вступительную речь. Она, как и прежде, была лишена смысла и служила лишь для того, чтобы держать в напряжении телезрителя. И ее с Ви тоже. Потому что ощущение, что элиты дислайк никогда не коснется, было настолько сильным, что граничило с ненавистью от подобной несправедливости.

А затем началась сама церемония. Каждая из девушек поднималась на подиум, где Акслер опять начинал свою заученную на память речь. Рашель с улыбкой вернулась на место. Да вряд ли кто сомневался, что так будет. Адриэль тоже. Третьей вышла Ви, и по телу Кати пробежала дрожь. Маленькую блондинку трясло, она с трудом сохранила осанку и натянутую улыбку. Чуть не споткнулась на ступеньках, запутавшись в складках черного платья, закусила пухлую губу, будто сдерживая рыдания.

«Я даже с ней не попрощалась. А она единственная, кто настоящая. Кто пыталась быть сама собой и не хотела скрывать истинных эмоций», - подумала Катя. На миг представила, как Виолетта, согнувшись и уже не сдерживая слез, идет по аллее к авто. У нее не хватит сил держать себя в руках. Несмотря на то, что все девушки здесь были конкурентками и не являлись подругами, Катя ощутила боль. Захотелось обнять Виолку и успокоить. Но тут же несколько камер атаковали лицо Авдеевой, пытаясь поймать ускользающую тень сочувствия. Ей не оставалось ничего другого, кроме как слегка прищуриться и метнуть в жадные до сенсаций объективы молнию холодного презрения.

- Виолетта, - Акслер поцеловал руку девушки.

Даже отсюда было видно, как сильно она дрожит. Катя ожидала, что он проявит понимание, некое милосердие и будет говорить с Ви хотя бы на несколько градусов теплее, но чуда не случилось. Ему было все равно на состояние малышки, которая рядом с ним казалась совсем крошечной, несмотря на пышные формы. Создавалось впечатление, что мысленно он был не здесь и даже не понимал, кто перед ним.

- Носи сапфировое сердце с гордостью, Виолетта. До встречи в Карпатах.

Если бы сейчас обрушился потолок, Катя была бы менее шокирована. Она даже не поняла сперва, что именно случилось, потому что обдумывала, как ей поступить: кинуться успокаивать Виолетту или же сделать это потом, без свидетелей. Побеждал первый порыв. Настолько, что осознание происходящего едва не опоздало, прежде чем до сознания дошли слова Сергея.

Виолетта остается. Значит…

Это могло значить только одно.