— Не понял, — Федор вытер здоровой рукой окровавленные глаза и, к удивлению, рядом вместо Деда Филимона увидел стриженого Бобра, именно так заключенные нарекли начальника лагеря.
— Как это не просил? А амнистия? А уговор? — не понял Федор.
— Вроде взрослый парень, а все в сказки веришь… Я ж на твой проигрыш ставил.
— Хм… А кто этот новенький? Профи?
— Догадливый… Попался на спекуляции золотом…
— Значит, я победил настоящего профессионала, прав был Филимон, надо уметь побеждать свой страх, иначе ты — умер!
— Иди к врачу, умник! — недовольно буркнул Бобр, помечая что-то в записной книжке.
В скромном лагерном медпункте, куда добрел Федор после полуфинального боя, местный Айболит наложил ему шину на сломанную руку и выдал дефицитный бинт, чтобы тот сам смыл запекшуюся кровь с лица. К этому времени рассеченная бровь перестала сочиться и, по мнению субъекта, некогда дававшего клятву Гиппократа, надобность в наложении швов отпала.
— Не боись, и так заживет. Как говорится, до свадьбы!
— Лучше бы до амнистии…
— Это кому как нравится. Слушай, боксер, тут твой друган старшой лежит.
— Кто? — не понял поначалу Федор, — Дед Филимон?
— Для кого Дед, а для кого и осужденный Филимонов.
Гришка бросился за ребристую ширму, за которой на железной панцирной кровати с закрытыми глазами лежал Дед Филимон.
— Филимон! — тихо позвал Федор, но наставник не реагировал.
— Без сознания он… Звать бесполезно, — пояснил Айболит.
Гришка присел на краешек кровати, осторожно погладил теплую жилистую руку Филимона, но ответа не было.
— Я выиграл! Филимон! Выиграл у этого новичка в полуфинале! По очкам, правда, но руку сильно повредил… Так что с финалом пролетаю… Слышишь? Этот соперник профи был, ты точно с ним знаком. Я теперь это понял…
— Зря стараешься, не слышит он, в коме.
— Что с ним? Почему в коме?