Матвей, согнув руки в локтях, сплел их на груди калачом, стоял, разглядывая как толстые как сосиски пальцы, ковыряются в банковских купюрах различного достоинства.

Наконец пахан приехавшей кодлы самодовольно осклабился.

— Вица, давай кейс, — обернувшись к подельникам, распорядился он.

Уже за воротами, у открытой двери «БМВ» озирнулся на провожавших хуторян.

— Запомни сегодняшнее число, дед. В следующем месяце, в это же число от меня пацанчик приедет, вот ему налог и отдашь. Да-а, и чтоб денег не меньше чем сегодня было.

— С нетерпением буду ждать! — улыбаясь широкой улыбкой, откликнулся старик, в веселом кураже сдвинув папаху на затылок.

— Дед, я что-то не понял, мы же их могли в бараний рог скрутить, а ты деньги отдал. Зачем?

— Скоро узнаешь. Седлай-ка ты Белаша, да скачи, развейся малость. Застоялся коник.

Все разрешилось на следующий день. Всё те же три машины, с теми же самыми братками подрулил на стоянку перед воротами хутора.

— Хозяин открой дверь!

— Открывай!

— Христом Богом прошу, открывай!

Разносились по округе голоса городских придурков.

— Чего надоть?

Голос деда, басовитый и строгий послышался с подворья. Ему вторил лай собаки, спущенной с цепи, и в экстазе раздолья бросавшейся на верхотуру забора. В иные моменты прыжки Блохастой были столь удачны, что голова ее мелькала над срезом ограждения, а острые зубы щелкали столь выразительно, что молодые люди попятились к машинам. Седой ворон в свою очередь, выражая свои чувства, проносился у самых голов незваных гостей. По округе, помимо голосов, лая, карканья и шарканья ног, распространилось зловонное амбре, разносимое нестабильным ветерком во все стороны.

— Дед, впусти! Я деньги обратно привез. Отдать хочу, больше к тебе не приедем. Только впусти.

— Ничего не ведаю! Не надоть мне ваших денег. Уезжайте, откуда приехали.

— Да, твои это деньги. Прости, бес попутал. Забери, Христом Богом молю.

— Не помню ничего.

— Прости-и-и! — на одной ноте завыли за воротами.