ТАК КАК КРЕСТОНОСЦЫ ПОСЛЕ ПОТЕРИ САМАГИТТИИ НЕ МОГУТ ВЫВЕДАТЬ ЧЕРЕЗ ПОСЛОВ У КОРОЛЯ ВЛАДИСЛАВА, ПРИДЕТ ЛИ ОН НА ПОМОЩЬ ВИТОВТУ, ОНИ ОБЪЯВЛЯЮТ ВОЙНУ ПОЛЬСКОМУ КОРОЛЕВСТВУ.

Когда король польский Владислав, проезжая через землю Великой Польши, находился с очень большим числом рыцарей в городе Оборники, к нему в четверг перед праздником святого Иоанна Крестителя (24/VI) явились послы Ульриха фон Юнингена, магистра прусского, а именно командоры торуньский и старогардский,[137] которых прусский магистр Ульрих с умыслом послал больше для того, чтобы поляки высказали свои намерения (как это в конце концов и произошло), чем в надежде добиться выполнения своих требований.

Послы с глубокой печалью жаловались на то, что Александр-Витовт, великий князь литовский, отнял у них землю самагиттов, несмотря на то, что открытой грамотой записал ее в вечный дар магистру и Ордену и отрекся от всякого права притязать на нее, а начальников и наместников его и Ордена перебил или захватил в плен с позором и срамом. И хотя магистр и Орден снаряжали много посольств к упомянутому Александру-Витовту и многократными просьбами и настояниями добивались возвращения захваченной земли и возврата пленных, однако их старания и просьбы не оказали никакого действия, так как Александр, князь литовский, насмеялся над их настояниями и требованиями. Так как, говорили они, магистр и Орден, чувствуя себя незаслуженно обиженными, вынуждены будут по необходимости возвратить силой оружия отнятую у них землю и отомстить за причиненный ущерб и беззакония, то они с великой настойчивостью просят короля объявить, пожелает ли он помогать в этом деле брату своему Александру, князю литовскому, чтобы магистр и Орден, выяснив его намерения, могли своевременно принять меры.

Владислав же, король польский, не зная хорошенько, что сразу ответить, но понимая, что в самом посольстве заключается оскорбительное и угрожающее намерение, отвечает на это двусмысленное заявление, что не может на этот раз ничего сказать ввиду важности и значительности дела и малого числа своих советников; он созовет общий сейм в Ленчице в день святого Алексия (17/VII) и по решению сейма даст ответ магистру и Ордену через собственных послов. Недовольные этим ответом, командоры стали открыто выражать возмущение в присутствии рыцарства, знати и народа королевства Польского, заявляя, что магистр и Орден готовы сохранить договор о вечном мире с королевством Польским, который был заключен между Казимиром вторым, королем польским, и магистром и Орденом;[138] но так как Владислав, король польский, не желает покинуть брата своего Александра, князя литовского, и хочет помогать ему в несправедливом деле, пусть рыцари и вельможи королевства Польского не гневаются на магистра и Орден, если, оскорбленный глубокой несправедливостью, он начнет войну против Польского королевства. После такого открытого заявления послы уехали в раздражении и гневе, даже не выслушав ответа. Из их слишком несдержанного для послов поведения и раздражения и проявленной ими надменной заносчивости стало совершенно ясно, что, как только наступит удобное время, крестоносцы начнут войну против королевства Польского. Таким образом, магистр и Орден, как стало известно, настолько сильно были оскорблены возвращением Самагиттии в состав Литвы, совершенным Александром-Витовтом, великим князем литовским, и уклончивым ответом Владислава, короля польского, что, хотя они не решились открыто пойти на войну с поляками, но затаили злобу и преисполнились кипящим гневом и негодованием. Все это показывало, что война близка и начнется, как только представится удобный случай.

Владислав, король польский, когда посольство магистра и Ордена задало ему вопрос, стоял как бы на опасном распутье, не ведая, куда повернуться и какой ответ дать на такое заявление. Король не желал покидать князя Витовта и литовцев в их тяжелом и опасном положении, но он также не желал вовлечь в жестокую войну свое королевство; ибо советники из поляков особенно страшились как бы война не возникла, а возникнув, не разрослась, и более всего прилагали старания и заботы, чтобы избежать ее.

КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ ЧЕРЕЗ ПОСЛОВ ОТВЕЧАЕТ МАГИСТРУ ПРУССИИ, ЧТО НЕ ПОДОБАЕТ ЕМУ ПОКИНУТЬ БРАТА ВИТОВТА, НО ЧТО ОН ПРЕДЛАГАЕТ НА СПРАВЕДЛИВЫХ УСЛОВИЯХ ЗАГЛАДИТЬ ОБИДЫ, НАНЕСЕННЫЕ КНЯЗЕМ ОРДЕНУ. КОГДА ЖЕ МАГИСТР СТАЛ ГРОЗИТЬ ВОЙНОЙ, КОРОЛЕВСКИЕ ПОСЛЫ ОПРОМЕТЧИВЫМИ СЛОВАМИ ПОБУДИЛИ ЕГО НАЧАТЬ ВОЙНУ ПРОТИВ ПОЛЬСКОГО КОРОЛЕВСТВА; ВСКОРЕ МАГИСТР ЗАВЛАДЕВАЕТ ЗАМКАМИ ДОБЖИНОМ, БОБРОВНИКАМИ, ЗЛОТОРЫЕЙ, БЫДГОЩЬЮ И ДРУГИМИ ГОРОДАМИ ПОЛЬСКОГО КОРОЛЕВСТВА.

[...] С наступлением дня святого Алексия (17/VII), когда прелаты и вельможи Польского королевства съехались в большом числе в Ленчицу, где состоялся общий сейм, чтобы дать ответ магистру и Ордену прусскому, от сейма были направлены послами к магистру Ульриху фон Юнингену и Ордену прусскому архиепископ гнезненский Миколай Куровский, воевода сандомежский Миколай из Михалова и каштелян калишский Януш из Тулискова.[139]

Послы явились к магистру в Мариенбурге и дали ответ в таких словах: «Король польский Владислав, — сказали они, — полагает, что тебе и Ордену твоему небезызвестно, что Александр-Витовт, великий князь литовский, на которого ты принес жалобу по поводу отобрания Самагитской земли и прочих обид, хотя и знатнейший государь и связан с королем почти братскими кровными узами, однако является подданным Польского королевства и короля, и землю Литовскую и княжество получил только в силу королевского пожалования и соизволения и лишь пожизненно. Поэтому не подобает королю и в настоящей войне, которую вы будете вести против князя Александра и земли Литовской, и в любой другой беде покидать его, но, напротив, следует помогать ему всеми силами и средствами. Итак, пусть магистр соблаговолит воздержаться от всякой войны и в подходящем месте и в подходящее время принять участие в совещании; на этом совещании Владислав, король польский, обещает позаботиться об улажении и устранении всего, что было сделано против права и справедливости и об укреплении брата своего Александра, великого князя литовского, как государя подчиненного ему и королевству Польскому во всем, что касается мира и справедливости».

Однако на магистра Пруссии вовсе не произвел впечатления столь скромный ответ; изливая и нагромождая в напыщенных словах перед послами непрерывные жалобы на князя Александра, магистр заявил, что не будет дольше терпеть обиды по отношению к себе и Ордену и немедленно со всеми своими силами пойдет войной на Литву. Миколай же Куровский, архиепископ гнезненский, один из королевских послов, не вынося столь сильных угроз магистра, произнес, вопреки запрещению короля и советников, необдуманное и неосторожное слово: «Перестань, — сказал он, — магистр, страшить нас, что пойдешь войной на Литву, так как, если ты решишь это сделать, то не сомневайся, что, лишь только ты нападешь на Литву, наш король вторгнется в Пруссию». Сказал ли архиепископ по своему личному почину необдуманные свои слова или, как утверждают, потому что ему было так велено, — неизвестно. Обрадованный этой речью, магистр сказал: «Благодарю тебя, достопочтеннейший отец, за то, что ты не утаил намерения твоего короля. Ибо я, узнав и удостоверившись в нем из твоей речи, лучше нападу на голову, чем на члены, лучше на населенную землю, чем на покинутую, и лучше на города и села, чем на леса, обратив оружие, назначенное против Литвы, на Польское королевство. Ведь больше пользы мне и моему Ордену поразить голову, чем ноги, больше пользы пойти на возделанные земли, а не на поля, леса и чащи». Так сказав, он не стал медлить, ибо лишь только королевские послы удалились, магистр берется за оружие, снаряжает войско; затем, отправив Владиславу, королю польскому, находившемуся в Новом городе Корчине, послание о разрыве, в канун успения пресвятой девы Марии (14/VII), облагает осадой замок Добжин[140] и с помощью непрерывных ударов бомбард и частого метания зажигательных стрел завоевывает и сжигает его, а защищавших его польских рыцарей казнит. После этого он опустошает города Рыпин, Липно, Добжин и убивает много девушек и женщин, оказавшихся там. Таким образом, неловко и неосторожно произнесенная речь гнезненского архиепископа Миколая ускорила войну, наступление которой до сих пор задерживалось; и тот, будучи посредником и уполномоченным в делах мира, неуместной речью разжег войну.

После взятия Добжинского замка магистр отрубил голову захваченному в плен старосте добжинскому Яну из Пломеня, шляхтичу герба Прус, и учинил много жестокостей в отношении польских рыцарей и крестьян. Затем, проследовав к замку Бобровники, он подобным же образом после долгой осады принудил его сдаться; ибо знатные польские рыцари, посланные Владиславом, королем Польши, для защиты упомянутого замка (старостой которого был Варцислав из Готартовиц, рода и герба Лис), сдают замок магистру, хотя положение их нельзя было назвать тяжелым, ибо продовольствия у них было достаточно, а стены замка, кроме одной части, и укрепления были целы.[141] За это упомянутый Варцислав должен был после долговременного пленения претерпеть еще и в Польше тяготы тюремного заключения в темной башне. Остальные же рыцари, а именно Бартош Пломиковский, герба Помян, Миколай Рагошович и другие, сдавшие упомянутый замок, все были лишены королем Владиславом доброй славы и чести. Вследствии этого, упомянутый Бартош Пломиковский, терзаемый стыдом и душевными волнениями, впал с того времени в умопомешательство; однако впоследствии в великой битве,[142] происшедшей в день рассеяния апостолов (15/VII/1410), он выказал высокое мужество, но никогда уже не исцелился от своего безумия. Действительно, спустя много лет, в Кракове, он захотел, сидя верхом на коне, перескочить через цепь, ограждавшую площадь;[143] упав при этом с коня, он получил рану от меча, которым был опоясан и который выскочил из ножен от толчка при прыжке, и умер от этой раны. И не только он сам, но и потомство его впало в такое безумие.

Завоевав замок Бобровники, магистр прусский Ульрих облагает осадой замок Злоторыю и стоит перед ним восемь дней. В течение этих дней из Торуня выводили женщин и девушек и в их присутствии производились нападения и приступ замка. На восьмой же день осады замок сдается магистру, так как большая часть рыцарей, оборонявших его, была убита ядрами бомбард и дальше нельзя было держаться. Поэтому все уцелевшие были взяты в плен крестоносцами; среди них были Добеслав Олевинский, Гебермут, Иван из Горы и другие, которых крестоносцы долгое время держали в плену. И хотя Александр-Витовт, князь литовский, ради освобождения рыцарей, взятых у Злоторыи, отпустил крестоносцам некоторых пленных, крестоносцы, однако, не сдержали обещания и задержали пленных польских рыцарей. Завладев таким образом замком Злоторыей и видя, что замок Быдгощь, который охранялся Томашем из Венглешина, старостой Великой Польши, им никак не взять (из-за неприступности, усиленной естественным его положением), крестоносцы, подкупив бурграфа замка, склонили его к сдаче. Услышав об этом, Томаш из Венглешина умер от безмерной скорби. После его кончины король Владислав отдал староство Великой Польши под начало Винценту из Гранова, каштеляну накловскому.

КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ, ОБЪЯВИВ ПОХОД И НАПРАВЛЯЯСЬ В ПРУССИЮ, ОТВОЕВЫВАЕТ БЫДГОЩЬ.

Владислав, король польский, с горечью и тяжелым сердцем перенося столько тяжких обид, причиненных ему крестоносцами, и захват стольких замков, вскоре подымает в поход все свое королевство; подданным своего королевства он велит собраться войском в Вольбоже через восемь дней по рождестве святой Марии (15/IX), чтобы оттуда идти в Пруссию. Великому же князю Литвы Александру-Витовту он письменно и через гонцов неоднократно предлагает со всей силой своих людей встретиться с ним у границ Пруссии. Итак, согласно королевскому повелению в назначенный день в Вольбоже собирается большое войско со всех земель королевства Польского, а именно: Краковской, Сандомежской, Люблинской, с Руси и Подолии,[144] с которым король Владислав проходит к Ленчице и около нее в перелесках[145] стоит станом четыре дня в ожидании остального войска. Отправившись отсюда, первый привал он делает на полях селения Седлец, второй — на полях селения Кочавы, третий — около Радзейова, над озером, и там распределяет свое войско на хоругви, четвертый — в полях селения Шарлей, пятый — в Тучно над озером, в расстоянии одной мили от Юнивладиславии, шестой — в Быдгощи. И в день святого Михаила (29/IX) облагает большой воинской силой замок Быдгощь и огораживает его кругом щитами или плетнями, как стенами над валом, и громит бомбардами; непрерывной стрельбой из них был убит командор и староста замка. Магистр же Пруссии, предвидя, что замок Быдгощь будет взят, посылает к Владиславу князя Конрада Олесницкого; магистр требует, чтобы король снял осаду и предлагает передать замок Быдгощь в руки Венцеслава, короля Чехии, согласившись на его посредничество.[146] Когда посланец изложил содержание своего поручения в субботу, назавтра после дня святого Франциска, (4/X) ему был дан ответ: «Если магистр пообещает осуществить на деле такую же передачу Добжинской земли и ее замков в руки упомянутого короля Венцеслава, то король не отказывается снять осаду».

Осаждая этот замок, король стоял со своим войском в течение восьми дней в бору,[147] а на восьмой день он завоевывает замок силой оружия и, восстановив разрушенное в нем, отдает в держание Мацею из Лабышина, воеводе брестскому.[148]