- Ты так говоришь, будто это просто, - возразил я.

- Это не просто, - заметила Крейн.

- Это то, что мы делаем, - сказала Лигейя. – Разрезаем на металл корабли. В этот раз мы просто отрежем кусок от своего корабля.

- А если этот кусок столкнется с остальной частью станции? – страх, который я испытывал ранее, теперь казался куда более обоснованным.

- Подрывные заряды, - Лигейя склонилась над гололитическим изображением станции, рассчитывая. – Если мы разместим их в правильных точках, их взрывы направят док в безопасном направлении от станции.

- Я рассчитаю траекторию, - сказала Крейн.

Лигейя взглянула на пикт-экраны.

- Монстр все еще не двигается, - сказала она. – Мы не убили его, но, вероятно, вакуум его обездвижил. У нас есть шанс. Давайте используем его.

Крейн и Мейсер подошли к когитаторам и приступили к своим расчетам. Лигейя направилась к выходу с мостика. Ей предстояло подготовить к работе сервиторов в других доках.

- Чем я могу помочь? – спросил я ее.

Остановившись, она обернулась ко мне, ее лицо было бесстрастным.

- Следи за нашим противником, - сказала она. – Дай нам знать, если он начнет двигаться.

- Если я могу еще что-то сделать… - начал я.

- Ты уже достаточно сделал, - сказала она, и ушла с мостика.

Работа началась. Я делал то, что мне сказали, и больше ничего. Да я и не мог ничего больше сделать. От меня было меньше пользы, чем от сервитора. Я не мог даже читать им проповедь. Я не мог укрепить их храбрость. Думаю, они не захотели бы слушать что я говорю, и не потому, что их вера слаба. А потому, что им пришлось бы слушать глупца и лицемера.

Лигейя Роун, Мейсер и Крейн начали процесс демонтажа части станции. Они работали с той же целеустремленностью, что и при разборке кораблей. Было очень мало разницы между работой, которой они зарабатывали на жизнь, и работой, которую они выполняли сейчас чтобы выжить. В том и другом случае ошибка могла означать катастрофу. Я хотел, чтобы они работали быстрее, но не хотел погибнуть в результате несчастного случая, и поэтому не говорил ничего, доверяя их опыту и держа свои мысли при себе. Первое, что сделал Мейсер – снял несколько плазменных резаков с сервиторов и сложил их на мостике, как оружие на крайний случай. Я не верил, что ими можно убить это чудовище. Хотя они могли его ранить. По крайней мере, их наличие на мостике немного придавало мне уверенности.

Я не лез в работу экипажа и смотрел на пикт-экраны. Проходил час за часом, но чудовище не двигалось. Я предположил, что оно сохраняет кислород в своей раздувшейся спине, хотя я не мог представить как именно или насколько ему хватит этого для дыхания. Эти догадки были бессмысленны – как и все, что я делал.

А еще я молился. Я молился, глядя на чудовище. Молился во время коротких периодов отдыха, когда меня сменял кто-то из экипажа. Я молился об указании, о силе, об искуплении. И я молился о знаке – хоть каком-то знаке, который Император послал бы мне, чтобы показать, что Он не отвернулся от меня.

Или хуже того. Мой величайший страх, что я обращаюсь со своими молитвами к пустоте, угрожал превратиться в нечто более ужасное – в убеждение. Я не хотел, чтобы это случилось. Я говорил себе, что лишь моя слабость повела меня по этому пути.

Я слишком долго оставался наедине со своими мыслями. Я завидовал остальным. Они были заняты работой. Все их мысли были сосредоточены на выполнении задачи. В их разуме не было места сомнениям, и они не испытывали чувства вины.