Я согласно кивнула.
Улыбка Коула стала нежной.
– Так вот, мой вопрос заключается в следующем. Люси, если Кас заставляет тебя так сиять, зачем тебе снова думать о Гае?
10
Я стою в коленопреклоненной позе перед Астаротом в задней комнате «Праздных рук». Пламя одинокой черной свечи бледное и не движется. Под диваном огромная змея – тоже бледная – настороженно наблюдает за мной.
Младшие слуги ползают под ногами, надеясь на каплю крови или страха. Но даже в моей слабой человеческой форме рвущееся из моего горла рычание заставляет их сбежать.
– Дебер и Киб на Этой Стороне?
– Я похож на сторожа близнецов? – протягивает Астарот, вынимая свой меч. – Это демоны девушки. – Он рассекает мечом мою руку, оставляя новую линию на коже, параллельную первой. – Возможно, они тоже пришли поиграть с ней.
Я ищу признак того, что Астарот знает больше, чем говорит, но он поворачивает клинок плашмя, и я со стоном закрываю глаза. Запах обожженной плоти почти перекрывает зловоние его дыхания.
Почти.
– Иди, Кассиэль, – велит он, когда заканчивает. – У тебя на лбу написана безнадежная любовь и тревога за девчонку. Мне тошно от этого. Если близнецы ей досаждают, то у них есть мое благословение. Убирайся.
Руки чешутся достать свой собственный меч и вырезать бессердечные слова из его глотки, но игра, которую я затеял, долгая, и нельзя сдаваться слишком рано. Я кланяюсь и направляюсь к двери.
– О, и Кассиэль, – окликает Астарот, лениво поглаживая голову своего змея.
– Милорд?
– Хм, я забыл, что собирался сказать. – На его лице улыбка, которая мне не нравится, а черные глаза сверкают в мрачном свете таких же черных свечей. – Неважно. Уверен, что потом вспомню.
Я выхожу и надеваю броню, которая является моим демоническим обличьем. Таверна полна; все демоны занимаются своими делами. Эйстибус за стойкой отводит глаза. Хорошо. Он должен меня бояться. Они все должны.
Я закрываю глаза, вспоминая ее ужас от облепивших ее мух – оживший кошмар. Беспомощная мука, с которой я наблюдал за ее страданиями, перенесла меня в нашу последнюю ночь в зиккурате. Передо мной снова стояли ее заплаканные глаза, полные любви, умоляющие меня о помощи, предложить которую я был не в силах. Резкий взмах лезвия, а затем горячий поток ее крови… Много лет назад я сдался на милость Астарота, потому что никогда не хотел вновь пережить тот ад – раздирающую грудь боль, обнаженное сердце во власти безжалостной агонии, называемой любовью.
Эйстибус чувствует мое настроение и медленно приближается.
– Вина, милорд?