Я рывком сел в постели, чувствуя, как по лицу стекает пот.
— Женя, — на меня смотрела встревоженная Маша. — Что с тобой? — она дотронулась до плеча. Удивлённо посмотрела на меня и принялась ощупывать уже целенаправленно.
— Ты чего не спишь? — голос звучал хрипло, и я потянулся за водой.
— Ты застонал, как будто тебе больно, — призналась Маша. — Женя, где твой шрам?
— Ко мне Рысь приходила. — Признался я. — Она убрала шрам и вернула руке полную подвижность. Правда, методы у неё те ещё. Это действительно было больно.
— Женя, — Маша повисла у меня на шее. — Это неважно, неважно, что было чуточку больно. Главное, что она избавила тебя от мучений. Я уже видеть не могла, как ты иной раз мучился.
— Это было в последнее время редко, — пробормотал я, притягивая жену всё ближе и ближе к себе.
— А, так это поэтому ты после той зачистки форта перед нашим отъездом два флакона обезболивающего выпил, — она чуть отстранилась, прищурившись, внимательно разглядывая меня.
— Почему ты такая глазастая? — спросил я, заваливая Машу на кровать. Меня догнало то жуткое, болезненное возбуждение, которое на меня обрушила Рысь. Так что хорошо, что жена уже не спала и была не прочь провести остаток ночи более приятным образом, чем, обсуждая мои исчезнувшие шрамы.
— Потому что я сокол, — ответила Маша, выгнувшись, и больше мы до утра ни о чём не разговаривали.
Утром мы проспали. Нас разбудил настойчивый стук в дверь.
— Женя, Маша, вы совсем с ума сошли? — из-за двери послышался раздражённый голос деда. — Мы уже подлетаем, а вы ещё спите.
— Твою мать, — я подорвался с кровати, а Маша, пискнув, исчезла в санузле.
Натянув штаны, я приоткрыл дверь и встретился со взглядом прищуренных желтоватых глаз, так похожих на мои.
— Мы уже встали пять минут и будем готовы, — отрапортовал я. — А ты почему сам нас будишь?