«И проводка здесь старая», – прибавил бы ее отец.

Мимо базилики святого Георгия и входа в Злату уличку Элеонора пропорхнула, даже не взглянув на религиозное сооружение.

– Сюда вы сможете наведаться позже! – бросила она. – Вам, наверное, не терпится принять душ!

Саре отчаянно хотелось почистить зубы. А еще ей хотелось размять ноющую икру, из-за которой она чувствовала себя настоящим хромым пиратом: она была вынуждена подволакивать ногу, которая ей уже не подчинялась.

Вскоре мощеная мостовая начала спускаться к воротам в узком конце клинообразного Градского комплекса, и они подошли к Лобковицкому дворцу. Фасад здания полностью закрывали леса. Саре с трудом удавалось расслышать голос Элеоноры за грохотом механизмов наверху.

– Пароочистители! – прокричала Элеонора. – Поляки!

Что?… Сары не сразу сообразила, что имеет в виду Элеонора. Оказалось, рабочие-поляки чистили паром поверхность здания, на протяжении многих лет пребывавшего в небрежении.

Пробираясь между свисающими полотнищами брезента и полиэтиленовой пленки и огибая катушки шлангов, Элеонора проворчала, обращаясь к Саре:

– Не думаю, что в городе найдется хотя бы один подрядчик с лицензией. Я иногда боюсь, что здание вот-вот рухнет прямо на наши головы! Подозреваю, что в таком случае князь Макс и ухом не поведет. Кое-кто из нас втайне поддерживает кузину!

– Кузину?

– Да, маркизу Элизу Лобковиц де Бенедетти. Она возглавляет итальянскую ветвь семейства! Милая моя, вы бы видели, какой у нее стиль! Макс с итальянскими Лобковицами долго цапались по поводу того, кто по праву должен владеть наследством, но маркиза Элиза с ним дружит. Очаровательная женщина!

Их путь лежал через комнаты, где рабочие красили и штукатурили стены. Снаружи здание казалось не таким большим, однако они все шли и шли, пока, наконец, не замерли у двери, на которой была прикреплена записка.

– О нет! – простонала Элеонора, прочтя ее. – Послание от Яны, помощницы князя.– (Она произнесла имя как «Юнна».) – Они перевели вас в подвал!

В своем изможденном состоянии Сара потеряла счет лестницам, по которым они с Элеонорой спускались. Шум строительных работ затих вдали, что сперва обнадежило Сару. Они свернули в очередной сумрачный коридор, и Элеонора вытащила из сумочки карманный фонарик, беспечно заметив: «Здесь лучше всегда иметь его при себе!» Наконец перед ними замаячила маленькая дверца. Элеонора распахнула ее и щелкнула выключателем.

В комнате имелась просевшая, но уютная небольшая кровать, застеленная чистым лоскутным одеялом. Рядом был столик с настольной лампой, а также старый комод для белья. На стене висела недурная гравюра, изображавшая корову.

– Туалет дальше по коридору, – сообщила Элеонора. – Зато он весь в вашем распоряжении. Вам повезло – керамисты такие нечистоплотные!

– Я еще никогда не спала в комнате без окон, – призналась Сара.

Элеонора выглянула за дверь, словно окно могло внезапно появиться из подвальной темноты.

– По крайней мере, вы не будете страдать от шума, – заявила она. – Я бы совсем пропала, если бы не беруши. И почему людям искусства всегда приходится терпеть тонкие стены!.. Ужин в восемь. Никаких формальностей, общий стол, готовим по очереди. Электричество иногда отключается. Добро пожаловать, дорогая!

Каблуки Элеонориных марокканских туфель процокали, удаляясь по коридору, пока звук не затих вдали. Сара опустилась на кровать. Она будет жить под землей. Как крот. Как бутылка с вином. Как труп. Как радиоактивные отходы. Сара убеждала себя, что окно – не самая важная деталь этой комнатки. Спальни существуют лишь для того, чтобы спать. Кроме того, учитывая пражскую историю дефенестраций, ей стоило бы порадоваться тому, что здесь нет окна, из которого ее могут выбросить. Она вздохнула, легла на постель и моментально провалилась в сон.