Сара прищурилась и различила две крошечные лепешки, похожие на облатки для причастия.

– И чем ты займешься? – усмехнулся Луиджи. – Отправишься на охоту? Нюх у тебя не хуже, чем у твоих собак, глаз остер. Будешь высматривать свое потерянное Руно?

Макс и Нико, отталкивая друг друга, пытались сфокусировать ее внимание на нужном объекте.

– Они говорят про Руно, – заявила Сара. – Заткнитесь оба.

– Перестань орать, – парировал князь. – Ты не понимаешь, что это такое.

– Неужели? Может, ты и прав, – вымолвил Луиджи. – Но я думаю, что тебе следует прекратить поиски.

– Никогда и ни за что! – возразил князь.

– Ты слишком упрям, – тихо согласился Бетховен. – Ты меня слышишь?

– Да, разумеется.

– А я не могу тебя услышать, мой друг. Могу только прочитать по твоим губам. Сегодня я совершенно глух.

Седьмой князь молча протянул ему коробочку, и оба проглотили по облатке.

Людвиг вернулся за фортепиано. Князь Лобковиц налил себе бокал кларета и, кликнув собак, покинул комнату замка.

Сара и Бетховен остались наедине. До Сары доносились голоса Макса и Нико, зовущие ее издалека. Проигнорировав их вопли, она приблизилась к фортепиано.

Бетховен начал что-то наигрывать. Фортепианное трио ре мажор, Луиджи закончит его в следующем году, подумала Сара, услышав партию виолончели, которую он мычал себе под нос.

Сара сглотнула и принялась подпевать за скрипку. «Il largo assai espressivo», вспомнила она пометку на партитуре, что означало «очень выразительно»…

После смерти Бетховена эта пьеса станет известна как трио «Призрак»… Внезапно Сара медленно положила руку Людвигу на плечо. Однако ее плоть не прошла насквозь через его тело, как она ожидала, – Сара ощутила под пальцами ткань, а под ней мышцы и кости! Она отдернула руку. Наверное, это ее воображение… Не могла ведь она дотронуться до него, верно?… Ладонь горела, словно объятая пламенем.

Бетховен повернулся и поглядел прямо на нее.

– Wie viel ziet habe ich? – прошептал он.

«Сколько времени у меня осталось?»

Сара покачала головой. Она ощутила руки Макса на своих запястьях. Князь уговаривал ее вернуться обратно, в какой-то двадцать первый век…