Накануне случилась катастрофа – арестовали Бэрта. Когда какабэшники увели его, а Ивона и Бернис ушли с пустыря, Адам Первый созвал всех вертоградарей на экстренное собрание в саду на крыше. Он сообщил им новости, и эти новости повергли их в состояние шока. Им было чудовищно больно и стыдно. Как это Бэрт умудрился растить марихуану в «Буэнависте» и никто его не заподозрил?
Конечно, из-за доверчивости, думает Тоби. Вертоградари не верили никому из Греховного мира, но своим они доверяли. А теперь они влились в обширные ряды искренне верующих, которые в один прекрасный день обнаруживают, что священник сбежал с церковной кассой, по дороге растлив десяток мальчиков-хористов. Бэрт хотя бы мальчиков не тронул – во всяком случае, насколько было известно вертоградарям. Среди детей ходили слухи – всякие гадости, как дети обычно рассказывают, – но не про мальчиков. Бэрт интересовался только девочками и ограничивался хватанием за подмышки.
Единственный из вертоградарей, кого новости не привели в удивление и ужас, был Фило Туман. Правда, он вообще ничему не удивлялся и не ужасался. Он только сказал: «Хотел бы я попробовать той шмали, так ли уж она хороша».
Адам Первый призвал добровольцев приютить у себя жильцов «Буэнависты», внезапно оставшихся без крова. Адам Первый сказал, что они не могут туда вернуться, потому что «Буэнависта» теперь кишит людьми из ККБ и все вещи, которые там остались, можно считать потерянными.
– Если бы дом горел, вы не побежали бы туда ради спасения нескольких безделушек, – сказал он. – Так Господь испытывает нас на непривязанность к царству бесполезных иллюзий.
Вертоградарям не полагалось расстраиваться из-за потери вещей: все свои материальные ценности они восторгали из мусорных контейнеров и со свалок, так что теоретически всегда могли восторгнуть новые. Тем не менее кто-то оплакивал хрустальный бокал, а кто-то поднял необъяснимый шум из-за сломанной вафельницы, что была дорога как память.
Затем Адам Первый попросил всех присутствующих не говорить о Бэрте и «Буэнависте», а особенно о ККБ.
– Возможно, что враги нас подслушивают, – сказал он.
Он это все чаще повторял в последнее время; Тоби иногда задумывалась, не параноик ли он.
– Нуэла, Тоби, – сказал он, пока все остальные уходили, – можно вас на минуту?
Зебу же он сказал:
– Ты бы не мог пойти туда и проверить? Хотя, скорее всего, мы ничего не можем сделать.
– Ни хрена не можем, – жизнерадостно отозвался Зеб. – Но я гляну.
– Оденься как житель плебсвилля, – сказал Адам Первый.
Зеб кивнул.
– Да, в солнцебайкерское.
Он пошел к пожарной лестнице.
– Нуэла, дорогая, – сказал Адам Первый, – ты не могла бы пролить свет? На то, что сказала Ивона относительно тебя и Бэрта?
Нуэла зашмыгала носом.
– Понятия не имею, – сказала она. – Это такая гадкая ложь! Так неуважительно! Так больно! Как она могла такое подумать про меня и… и Адама Тринадцатого?