Эл Канер взял еще одно шоколадное печенье.

– Я в любом случае собирался участвовать. – Голос звучал спокойно, уверенно. – Без сомнений.

Стальные ноты удивили Халли. Такого во время совместной работы она не слышала.

Некоторое время лицо Лэйтропа не выражало ничего. Потом он поднял чашку с кофе.

– Дамы и господа, у нас есть команда!

Халли перевела взгляд на Боумана. Тот подмигнул почти неуловимо, уголки его губ слегка изогнулись. Подмигивание и улыбка могли означать что угодно, однако в голове у Халли они оформились словами: «Благодарю вас».

Лэйтроп же выглядел как человек, чей смертный приговор заменили более легким наказанием.

Несколько долгих минут до них доходил смысл только что принятого решения. Затем Боуман обратился к Халли:

– Вы там были. Что вы можете рассказать о пещере?

Она вопросительно посмотрела на Барнарда, тот кивнул. Халли встала, подошла к белой доске.

– Возможно, доктор Хейт самый опытный среди присутствующих, но мы все бывали в больших пещерах. Впрочем, Куэва-де-Луз – не просто пещера. Это суперпещера.

От верхнего левого угла доски к нижнему правому она провела линию со множеством мелких зазубрин, похожую на график движения наличности на предприятии, которое того и гляди вылетит в трубу.

– Куэва-де-Луз в разрезе. Глубина около пяти тысяч футов. Чуть больше четырех миль от входа до известного предела пещеры.

– До известного предела? Значит, за этой точкой есть неисследованная область? – спросил Аргуэльо.

– Какова на самом деле протяженность, никто не знает. О том, что пещера продолжается, мы судили по рвущемуся кверху потоку воздуха в месте, где мы остановились. Сразу за входом идет крутой спуск, так что сумеречную зону мы минуем быстро. Не успеете глазом моргнуть, как начнется темная зона. В этой пещере в силу ее вертикального простирания есть еще один сегмент, который больше нигде не встречается, – глубокая зона.

– Это название из-за различий в породах на глубине? – осведомился Аргуэльо.

– Вы находитесь очень глубоко, следовательно, и водотоки сильнее, однако по большому счету название связано с психологическим воздействием, – ответила Халли. – Всем известно, что организм человека реагирует на высоту в горах, верно? Глубина и темнота действуют не на тело, а на мозг. Ученые исследовали это явление. Некоторые считают, оно связано с биохимией нервной системы. На глубине мозг понимает, что находится на расстоянии, допустим, мили от поверхности, и ему это не нравится. Самосохранение – древнейший и сильнейший инстинкт. Мозг вытворяет странные вещи, чтобы сохранить жизнь телу. Например, заставляет человека паниковать. Такой эффект мы называем помрачением.

– Как при глубоководном погружении? – спросил Аргуэльо.

– Нет. Большинству дайверов знакомо чувство эйфории. Азотное опьянение – вот как это называется. Кто-то снимает маску и пытается разговаривать с рыбами, кому-то кажется, что он может дышать водой. Состояние как после пяти порций мартини. Помрачение в пещере… ну… как самый страшный приступ страха, который вы только можете вообразить, усиленный в десять раз. Чувство, прямо противоположное эйфории: ужас.

– Звучит восхитительно.