– А воины! – выпалила она, неправильно истолковав его недовольство. – Насколько мне известно, дворфы – превосходные воины…

– Мне совершенно наплевать на то, что тебе известно или неизвестно, моя дорогая, – процедил Ярин.

Консеттина сглотнула ком в горле, удержалась от необдуманного ответа и взяла себя в руки. «Итак, снова начинается», – подумала она. Королева огляделась, чувствуя себя загнанной в угол, потом прибегла к единственному известному ей средству и начала снимать королевское одеяние. Лишь надежда на появление наследника могла смягчить Ярина, когда он находился в подобном настроении. Королева принялась развязывать шнурки на платье.

– Этот сундук с драгоценностями произвел на меня большое впечатление, – солгала она.

Ярин презрительно фыркнул.

– Может быть, на этот раз… – начала Консеттина.

– На этот раз? – взревел Ярин. – На этот раз? А чем этот раз отличается от сотни других? Сколько лет уже прошло, идиотка? Тьфу!

Он сорвал с головы корону и швырнул ее через всю комнату, потом с гримасой отвращения отвернулся от жены и упер руки в бока.

– Выходит, все бабы в этой проклятой стране бесплодны?! – взвизгнул он. Разумеется, он волновался вовсе не из-за всех, а только из-за некоторых. Консеттина была седьмой женой короля Ярина. Он развелся с первыми четырьмя после того, как у них не получилось произвести на свет наследника; однако поговаривали, что по крайней мере две женщины позднее родили детей новым мужьям.

Эти слухи, раздражавшие короля Ярина, ставили под сомнение его мужественность, поэтому пятой и шестой женам повезло меньше. Одну обвинили в предательстве, вторую – в том, что она убила собственного новорожденного ребенка. Дворцовые сплетники утверждали, что эти обвинения не имели под собой совершенно никаких оснований.

Их настоящее преступление состояло в неспособности дать наследника королю Ярину, и наказание за это преступление исключало дальнейший конфуз для монарха в виде новых отношений… и детей.

Он обессмертил двух предпоследних королев в виде безголовых статуй, установленных в дворцовых садах. На самом деле гильотину соорудили специально для Дриеллы, предшественницы Консеттины, после заминки с казнью пятой королевы. Топор палача угодил ниже, чем следовало, и застрял в позвоночнике несчастной женщины.

Иногда, когда ветер дул со стороны садов, Консеттине казалось, что она слышит отголоски пронзительных воплей умирающей.

– Я никогда не смогу родить тебе ребенка, если мы не будем пытаться, – произнесла Консеттина, глотая слезы. – И, по-моему, эти попытки тебе не противны; почему бы нам не постараться еще немного?

Она осмелилась положить руку на плечо мужа и почувствовала, как он напрягся от ее прикосновения. Однако король не прикрикнул на нее, не обернулся, чтобы злобно глянуть. Консеттина начала осторожно массировать плечи стареющего короля, и постепенно он расслабился.

Вскоре ей удалось завлечь его в постель. Разумеется, она не рассчитывала зачать ребенка, но ей необходимо было поддерживать у короля хотя бы слабую надежду.

Выполняя супружеский долг, она пыталась изгнать из головы мысли о безжалостной гильотине.

Она отчаянно надеялась, что ее отец, лорд Коррадо Делказио из Агларонда, получит ее письмо и найдет какой-нибудь способ помочь ей.

Но эта мысль тоже наводила на Консеттину ужас. Написать подобное письмо было равносильно предательству, и кроме того, кому она могла доверять, кого могла попросить доставить такое письмо в город, находившийся за тысячу миль отсюда?

Она слушала пыхтение короля Ярина, но перед ее мысленным взором стоял окровавленный нож гильотины.