Олли сперва запротестовала, но потом, любопытная, как все женщины, даже когда они умирают с голоду, захотела поглядеть на новую куклу. Из благоразумия она все же спросила:
— А кукла не голодная?
— Эта кукла никогда не бывает голодной, — заверил ее Гэбриель.
— Вот как! — откликнулась довольная Олли.
Тотчас же наш хитрец разыскал несчастную миссис Дамфи.
— Вы совсем извелись со своей малюткой, — сказал он, погладив сверток у нее на руках и потрепав за щечку воображаемого младенца. — По-моему, детям лучше, когда они вместе. Боже мой, как похудела ваша крошка. Надо что-нибудь придумать. Пойдемте-ка с ней к Олли; девочка вам немного подсобит. Побудьте у нас до завтра.
Завтрашний день был для миссис Дамфи пределом, за который не переступало ее воображение.
Пока что вместе со своим свертком она перебралась в хижину Гэбриеля, и Олли получила требуемое развлечение. Возможно, что человек более утонченный и наделенный более ярким воображением не решился бы на столь трагическую инсценировку; Гэбриель же был доволен, что разрешил стоявшие перед ним трудности. Олли не спрашивала, куда ушла Грэйс, и была вместе с миссис Дамфи занята делом. Сменяя одна другую, они нянчили свернутое одеяло. Девочка, готовя себя для Будущего, забыла о Настоящем; несчастная мать погружалась в воспоминания о Прошлом. Не думаю, чтобы кто-либо еще сумел без содрогания наблюдать, как Олли и миссис Дамфи урывали крохи от своей еды для несуществующего ребенка, но Гэбриель, как я уже сказал, был режиссером этого представления, а чтобы оценить зрелище по достоинству, нужно находиться в зрительном зале.
В полдень скончался истерический юноша, двоюродный брат Гэбриеля. Гэбриель навестил соседей, чтобы подбодрить их. Ему отчасти удалось это; во всяком случае, он вдохновил их златоуста на новые увлекательные рассказы. В четыре часа дня, когда Гэбриель отправился к себе, мертвое тело все еще оставалось непогребенным.
Темнело. Втроем они коротали время у очага, когда с миссис Дамфи вдруг что-то приключилось. Она выронила сверток, руки ее бессильно упали, взгляд остановился. Гэбриель окликнул ее, потом потряс за плечо, но женщина не слышала его призыва. Олли зарыдала.
Плач девочки пробудил миссис Дамфи. По-прежнему не двигаясь, она заговорила, но каким-то странным, не своим голосом.
— Слышите? — Гэбриель сделал знак Олли, и та замолкла. — Они едут!
— Кто? — спросил Гэбриель.
— Спасители.
— Где же они?
— Далеко, очень далеко. Только еще выезжают. Я вижу их: двенадцать мужчин на лошадях, навьюченных припасами. Их ведет американец; остальные все иностранцы. Они едут к нам, но они еще далеко. Ох, как далеко!
Гэбриель сидел, устремив взгляд на женщину, ни словом не прерывая ее. Она замолкла; можно было подумать, что она умерла. Потом заговорила снова:
— Солнце светит, пташки поют, трава зеленеет на дороге. Но они еще далеко. Ох, как далеко!
— Знаете вы кого-нибудь из них? — спросил Гэбриель.
— Нет.