Мирное сосуществование, напротив, приносило очевидные выгоды. В обмен на религиозную свободу для дворян Верхней и Нижней Австрии Максимилиан II получил после 1568 г. согласие обоих ландтагов на расходование 2,5 млн дукатов. Брат Максимилиана эрцгерцог Карл распространил политику веротерпимости на герцогства «Внутренней Австрии» (Штирию, Каринтию и Крайну), что принесло в 1578 г. еще 1,7 млн дукатов и обещание их сословных съездов на постоянной основе финансировать укрепление обороноспособности Хорватии. Более того, не оглядываясь постоянно на Святой престол, Максимилиан II и Рудольф II получили неограниченный доступ к доходам монастырей через недавно учрежденный Монастырский совет (Klosterrat), хотя при его создании Максимилиан и провозгласил задачей совета борьбу со злоупотреблениями[188].
По условиям Аугсбургского мира 1555 г. вероисповедание каждого княжества определял его правитель. Таким образом, Габсбурги могли решать, какой будет вера их подданных в Австрии и соседних герцогствах. Максимилиан, однако, и сам толком не понимал, какой веры придерживается, не говоря уж о том, какую следует исповедовать его подданным. Рудольф II был в большей степени привержен католической вере, но, случалось, подолгу уклонялся от отправления религиозных обрядов. Случившееся неподалеку от венского собора Святого Стефана в 1578 г. нападение толпы на возглавляемый Рудольфом крестный ход (названное «Молочной войной», поскольку атакующие швыряли кувшины с молоком), похоже, повергло его в глубокое уныние и побудило окончательно перебраться в Прагу[189].
После самоустранения Рудольфа инициатива в религиозных вопросах перешла к его дядьям, Фердинанду Тирольскому (1529–1595) и Карлу Штирийскому (1540–1590). С первым из них шутить было явно опасно. Он мог легко — как дротик — метать тяжелую пехотную пику и, отринув условности, взял в жены не имевшую отношения к аристократии Филиппину Вельзер, с которой познакомился на маскараде, не зная, кто она такая. Дочь аугсбургского банкира, Филиппина должна была, кроме прочего, унаследовать Венесуэлу по долговой расписке императора Карла V, который занимал деньги у ее дяди. Лишь незадолго до свадьбы долг был списан, так что Тироль так и не стал колониальной державой. Фердинанд собрал великолепный кабинет редкостей, до сих пор хранящийся в замке Амбрас близ Инсбрука, а также построил под Прагой летний дворец Звезда (Hvežda), который спроектирован в соответствии с алхимическими принципами и имеет в плане форму гексаграммы.
Брат Фердинанда Карл отличался редкой скупостью: в его дворце в Граце едва насчитывалось 30 слуг и приближенных. У него были веские причины для бережливости, ведь на Штирию ложились расходы по содержанию хорватского оборонительного рубежа против турок. Тем не менее в Липице неподалеку от Триеста (ныне это Словения) Карл основал конный завод, где скрещивал андалусских скакунов и вывел знаменитую белую липицианскую породу. Липицианцев обучали «испанскому шагу», при котором лошадь высоко поднимает колени передних ног, и показывали на временном манеже, сооруженном Максимилианом II рядом с дворцом Хофбург в Вене. В 1730-х гг. на месте этого деревянного манежа возвели современную Испанскую (или Зимнюю) школу верховой езды[190].
При всех своих увлечениях братья были непреклонными и ревностными католиками. В 1579 г. Карл и Фердинанд встретились в Мюнхене с герцогом Баварии Вильгельмом и сообща разработали проект возвращения Тироля и герцогств Внутренней Австрии в лоно католичества. Протокол этого совещания сохранился, и сегодня от виртуозного коварства их плана кровь стынет в жилах. Привилегии, дарованные дворянству в отношении свободы вероисповедания, «должны быть отменены при первой же возможности», но все трое согласились, что делать это лучше постепенно, шаг за шагом. Например, города формально никаких привилегий не получали, поэтому по отношению к ним в вопросах вероисповедания можно было применять принуждение — такая стратегия должна была вызвать раскол между горожанами и их единоверцами из дворян. При этом на прямой вопрос эрцгерцоги всегда имели возможность ответить, что чтут условия Аугсбургского религиозного мира. Кроме того, они решили целенаправленно смешивать благонадежность в вопросах веры с лояльностью самим себе как государям и в дальнейшем назначать на высокие посты только дворян-католиков[191].
План 1579 г. представляет собой одно из самых решительных проявлений значительно более масштабного процесса так называемой конфессионализации — политики, не просто требующей единообразия веры и обрядовости, но и приравнивающей его к лояльности монарху и должному подчинению государственным институтам. Как объяснял в ландтаге Крайны эрцгерцог Карл, неуважение таинств и участие в богохульных действах ведут к беспорядку и тем самым подрывают авторитет правителя. Поэтому, отмечал он, соблюдение католических обрядов «есть теперь вопрос не только веры, но верховенства суверена и должного повиновения подданных». Еще резче высказывался будущий епископ Вены Мельхиор Клесль: «Отошедшие от истинной веры по природе своей неблагонадежны». Где-то в это же время в политическом лексиконе католиков появилось слово «еретьян» (Retzer) — сложение слов «еретик» и «смутьян»[192].
Следующие несколько лет мюнхенская программа 1579 г. выполнялась в полную силу. Из городов Тироля и Внутренней Австрии изгоняли протестантских проповедников, а членов городских советов принуждали подписывать клятву верности католической церкви. В 1585 г. Фердинанд Тирольский приказал провести ревизию всех религиозных книг в провинции, начиная со сборников гимнов и заканчивая школьными учебниками, и подтвердил, что на благосклонность правителя могут рассчитывать только те, кто верен католическим догматам. В Штирии тем временем горожане подвергались экзаменовке по вопросам религии. Кто не справлялся, лишался статуса полноправного бюргера, а зачастую и права на проживание в городе. Как и предполагалось в программе 1579 г., знать роптала, но не никак не помогала единоверцам[193].
Сопротивление в основном оказывали низы общества. В 1590 г. в Граце протестанты взбунтовались и грозили устроить «кровавую парижскую свадьбу», намекая на случившуюся почти 20 лет назад Варфоломеевскую ночь. Мятежников рассеяла гроза. В сельской местности протестанты покидали свои дома и уходили на поиски более приветливых мест, что обернулось закрытием шахт в Штирии и Тироле. Оставшиеся устраивали богослужения в лесах и полях. Сохранившиеся до сих пор топографические названия свидетельствуют, что люди оставались верны протестантскому учению: «Лесная церковь», «Часовенный луг», «Скала проповедника» (Waldkirche, Tempelwiese, Predigerstein)[194].
Власти Верхней и Нижней Австрии, несмотря на сопротивление, тоже следовали мюнхенскому плану. Первоначальной мишенью и здесь стали города, так что на протяжении 1580-х гг. в Нижней Австрии старательно зачистили от ереси Вену, Кремс-ан-дер-Донау и Штейн. Смирить Верхнюю Австрию оказалось труднее, в частности, потому, что дерзкий аристократ-кальвинист Георг Чернембл заставил действовать тамошний ландтаг. Однако крестьянское восстание 1596 г. стало удобным поводом пойти на жесткие меры. Под руководством епископа Винер-Нойштадта и будущего епископа Вены Мельхиора Клесля развернулась широкая кампания по обращению протестантов. Хотя все свидетельствовало, что причиной восстания были экономические трудности, Клесль настаивал, что в нем виноваты невежество и ереси, в противостоянии которым местная знать потерпела неудачу. Обновленный Монастырский совет должен был навести порядок среди духовенства, а простой народ следовало приводить к истинной вере силой. То, к чему призывал Клесль, было настоящим террором: в провинцию предлагалось ввести войска, составленные исключительно из ветеранов католических полков, воевавших на стороне испанцев в Нидерландах, «ибо они храбры и имеют опыт в грабеже, мародерстве и ратном деле»[195].
Насколько успешной оказалась линия Клесля, можно судить по все более распространявшимся с того времени военизированным «реформационным комиссиям», которые принуждали крестьян к повиновению, иногда просто бросая людей в реки в качестве ускоренного обряда крещения. Другой показатель — множившиеся повсюду купола-луковицы, которыми венчали храмы в знак их возвращения католической церкви. Но куда важнее была терпеливая работа католического духовенства: основание школ и университетов, особенно иезуитского университета в Граце, мягкая проповедь ордена капуцинов и новые религиозные практики — участие в различных процессиях, местные паломничества и коллективное исполнение религиозных обрядов. Конфессионализация была не только общественным и культурным явлением, но и административной работой по созданию дисциплинированных общин подданных.
В 1593 г. Османская империя развязала в Венгрии войну, которая продолжалась 13 лет и состояла в основном из осад, марш-бросков и грабительских набегов. Ее единственное крупное сражение — битва при Мезёкерестеше (1596), в которой армия Габсбургов потерпела сокрушительное поражение. Во время этой войны Рудольф ненадолго примирился с католическим Богом и потому решил порадеть об истинной вере, вернув в ее лоно Венгрию. Подспорьем ему служили и так называемая испанская фракция в Праге, призывавшая проявлять меньше осторожности в вопросах религии, и смута в Трансильвании, воспользовавшись которой он оккупировал княжество в 1601 г. После этого Рудольф повел свою армию на главные оплоты протестантов на севере Венгрии. Когда в 1604 г. венгерское государственное собрание выразило возмущение происходящим, Рудольф велел своему секретарю подготовить документ в форме решения самого собрания о запрете всех разновидностей протестантского вероисповедания[196].
В довершение всего Рудольф принялся преследовать венгерских дворян, огульно обвиняя их в измене. В венгерском законе определение государственной измены было размытым, и потому эмиссары Рудольфа вменяли ее под самыми разными предлогами, от выражения сомнений в праве короля на престол до разбоя и инцеста. Осуждение за измену неизбежно влекло за собой конфискацию имущества, которое, как с возмущением заявляли лидеры венгерской знати, Рудольф будто «Вавилонский царь, или Навуходоносор» полностью потратил на свою новую корону (в 1804 г. она станет короной Австрийской империи). Магнатская верхушка королевства была настолько напугана конфискациями имущества, что покрывала преступления Эржебет Батори, печально прославившейся убийствами юных служанок, из страха, что Рудольф захватит и ее земли[197].
Результат всего этого был предсказуем: протестанты взбунтовались и в Венгрии, и в Трансильвании. Восставшие под предводительством крупного землевладельца Иштвана Бочкаи, бывшего католика, весьма кстати перешедшего в кальвинизм, опирались на помощь турок и распаленный апокалиптическими толкованиями Священного Писания энтузиазм гайдуков, выпасавших крупный рогатый скот на венгерских равнинах. В 1605 г. государственные собрания Трансильвании и Венгрии избрали Бочкаи своим государем вместо Рудольфа. К этому моменту власть Габсбургов как в Венгрии, так и в Трансильвании практически пала — в их руках оставалось лишь несколько комитатов (графств) на самом западе Венгрии. В ознаменование победы Бочкаи султан послал ему одну из ненужных корон, хранившихся в его сокровищнице. Бочкаи, как его ни уговаривали, не принял королевского титула, но отсылать назад корону тоже не стал[198].
Неспособность Рудольфа контролировать ситуацию вызвала его разлад с семьей. Весной 1605 г. его брат Матиас и трое племянников потребовали от императора передать им управление венгерскими делами, на что он неохотно согласился, назначив Матиаса своим наместником в Венгрии. Напутствуемый епископом Клеслем, который считал, что в делах веры Матиасу придется «делать хорошую мину при плохой игре», эрцгерцог в 1606 г. заключил с венграми Венское мирное соглашение, предоставив им полную свободу вероисповедания. По настоянию Бочкаи условия мира гарантировали сословные съезды Чехии, Моравии, Штирии, а также Верхней и Нижней Австрии, так что эти страны могли законно взяться за оружие, если соглашение будет нарушено. Одновременно Матиас заключил с турками Житваторокский мир, по которому несколько важнейших венгерских крепостей так и остались в руках османов[199].
В пьесе Франца Грильпарцера «Раздор в доме Габсбургов» (Ein Bruderzwist in Habsburg), впервые поставленной в 1848 г., Матиас изображен бездельником и негодяем, только и мечтающим, как бы отнять у доброго, но рассеянного брата корону. Не вызывает сомнения, что испанские Габсбурги не могли простить Матиасу его простодушного вмешательства в события в Нидерландах, где он, стремясь достичь примирения, в конце 1570-х гг. стал орудием мятежников. Но в действительности Матиас был тактичным, открытым и дружелюбным (английский посланник сэр Филип Сидни считал его самым приятным из пяти сыновей Максимилиана), и только непредсказуемость брата вынудила его взять на себя роль узурпатора. Рудольф отказался подписывать Житваторокский мир, и турки угрожали снова начать войну. Матиас умолял Рудольфа подтвердить условия соглашения, но в ответ услышал только, что императора «не следует беспокоить». Кроме того, Рудольф отказался созывать венгерское государственное собрание, хотя это было одним из условий Венского мира[200].
Венгрия вновь оказалась на грани восстания. Соответственно, у Матиаса не было иного выхода, кроме как самому созвать венгерское государственное собрание и через его депутатов сообщить султану, что никто не собирается нарушать мирный договор. Прежде племянники держали сторону Матиаса в его споре с братом, но теперь они предпочли остаться в стороне, и положение Матиаса зависело от съездов Австрии, Чехии и Моравии, гарантировавших Венский договор. Они составили документ, поддерживавший Матиаса в его стремлении установить мир в Венгрии, но добавили в него пункты о взаимной защите. Таким образом, Матиас, в сущности, взял на себя обязательства перед сословными съездами, а они в целом проводили пропротестантскую политику, направленную на то, чтобы отыграть назад все недавние завоевания католиков.
Расплата пришла быстро. Последние 10 лет Верхняя и Нижняя Австрия страдали под гнетом режима, активно принуждавшего население обращаться в католичество. Теперь ландтаги обоих герцогств сообща настаивали на полной религиозной свободе, причем верхнеавстрийский ландтаг в Линце объявил, что «сословия знатных людей, рыцарей и горожан единодушно решили восстановить религиозные обычаи в городах и селах с церквями и школами, и все сословия будут помогать в этом друг другу». Вынуждая Матиаса к действиям, сословные съезды угрожали отказаться от своей присяги ему и этим окончательно его сломили. «Боже, что мне делать? — восклицал он. — Если я не уступлю, потеряю и владения, и подданных, если же соглашусь, буду вечно проклят». В итоге он решил пожертвовать своей душой, и в 1609 г. наконец согласился дать Верхней и Нижней Австрии свободу вероисповедания. Между тем условия передачи Матиасу венгерской короны, которую он наконец получил в 1608 г., предполагали не только подтверждение Венского мира, но и изгнание из Венгрии иезуитов, а также закрытие иезуитских школ[201].
Нельзя сказать, что во всем этом не было вины Рудольфа. Стремясь перехитрить Матиаса, он начал сепаратные переговоры не только с лидерами протестантов Верхней и Нижней Австрии, но и с кальвинистскими князьями Священной Римской империи, тем самым вселив в сторонников религиозной свободы еще большую уверенность. К тому же вмешательство Рудольфа в венгерские дела перед самой коронацией Матиаса заставило того уступить в вопросах веры больше, чем он собирался. Теперь в тщетной попытке удержать Чехию Рудольф и там попытался привлечь на свою сторону протестантов. В 1609 г. он окончательно принял их условия, издав так называемую Грамоту величества (Majestätsbrief).
Этот документ опирался на акт о вероисповедании, составленный лютеранами и утраквистами Чехии в 1575 г. с целью сформулировать их общую теологическую позицию для последующего одобрения императором Максимилианом II. Максимилиан, однако, лишь устно заверил, что принадлежащим к «чешскому исповеданию» не будут чиниться препятствия в их вере. Теперь же Грамота величества гарантировала всем, чья вера подходила под описание документа 1575 г., законное право исповедовать ее свободно, «без всякого дозволения или запрета со стороны лиц духовных или светских». Более того, исполнение этого закона контролировали 24 дефенсора («защитника»), назначаемые сеймом. Дефенсоры, обладавшие не очень точно очерченными, а значит расширяемыми полномочиями, фактически представляли собой теневое правительство.
Впоследствии положения Грамоты величества распространили и на другие земли чешской короны — Моравию, Силезию и Лужицы, но это не помогло Рудольфу сохранить престол. Когда Рудольф попытался отозвать дарованные Чехии вольности и пригрозил ввести в страну войска, собранные на границе епископом Пассау, сейм обратился за помощью к Матиасу. Тот вступил в Прагу с армией и вынудил Рудольфа отречься от чешского престола. В марте 1611 г. Матиаса в полном соответствии с законом избрали на освободившееся место и короновали. Позже к Матиасу в Прагу переехала молодая жена, его кузина Анна Тирольская, добродушная женщина необъятной комплекции (monstreux de voir), чье мастерство в игре на клавикорде можно было сравнить лишь с ее страстью к покаянному самобичеванию. Именно Анна не отходила от смертного одра Рудольфа, когда в начале 1612 г. пожилого императора сразил в Праге сердечный приступ. Как и предсказывали астрологи, кончина Рудольфа совпала со смертью его любимого льва в зверинце Пражского Града[202].