Франциска охнула. Мись сунул свой родовой длинный нос в портрет. Тумаш взглянул тоже:

– Постойте… где-то я видел…

Писатель, видимо, жалея о порыве, спрятал медальон на груди.

– Видел я… – бормотал Тумаш, напоминая сомнамбулу. – Не может быть…

– Р-романтическая история?

Франя стукнула брата кулачками по широкой груди. Мись всхлипнул от боли.

– Это копия с портрета. Как… откуда… – Занецкий прикусил язык.

– Вы видели оригинал?

– Ну да, мой дед дружил с Рощицем. Не с тем, о ком мы сегодня говорили! – торопливо уточнил студент. – Этот художник. Ростовой портрет, медальоны на серебряном столовом приборе… Это графиня Северина Маржецкая.

Мись придушенно засопел:

– И ты так легко в этом признаешься?

– А что? – студент сердито забарабанил пальцами по подлокотнику. – Наш род, разумеется, не так знаменит, как Радовилы или Черторойские, но достаточно древен. И никогда мы не считали зазорным дружить и родниться с Маржецкими.

– Но, Тумаш!…

Занецкий вскочил:

– Нигде… ни у кого не было доказательств ее предательства. Игнась мертв. А даже если и так… может, она не выдержала пыток. Она всего лишь хрупкая женщина…

Франя переводила беспомощный взгляд с одного на другого пребывающих в запале мужчин.

– Тогда многие семьи погибли из-за нее. Имущество конфисковали…

– У Айзенвальда была прекрасная шпионская сеть. Впрочем, педантизм шеневальдцев вошел в пословицу. "Страже" нельзя было решать поспешно!

Тумаш осекся и посмотрел на хозяина. Тот держался спокойно.

– Простите, – сказал Занецкий, – очень старая история, но иногда еще болит.