Стоит вспомнить о том, что Швецию удалось окрестить лишь со второй попытки: первая была предпринята в IX веке, но окончилась ничем, язычники-викинги не стали менять Валгаллу на христианский рай, и лишь в XI веке, с угасанием варяжского драйва, христианские кресты и изречения вытесняют Тора с рунических камней. На самом позднем из сохранившихся в церкви в Алтуне, к западу от Упсалы, Тор удит рыбу. Это знаменитый сюжет, рассказывающий о том, как с помощью великана и наживки – головы великанского быка на гигантском крюке – Тор пытается достать со дня моря змею, дочь Локи. Однако неумолимый ход истории делает Тора, что называется, неактуальным богом – он удит рыбу, как какой-нибудь бог-пенсионер.
И вот через 300 лет после победы Христа над Тором у нас есть первые внятные статистические данные о Туркуском диоцезе. Они относятся к 1331 году. Во второй трети этого столетия здесь вокруг храмов возникают приходы и начинают собирать налоги, по которым можно представить себе, как жила местная паства. Первым в документах упоминается приход Хаттулы (1324), затем Карья (1326), Порвоо (1327), Инкоо (1330), Перная (1351), наконец, Пюхтяя (1380) и Лохья (1382). Западной Финляндией вместе с Хяме и Выборгом правил с 1310 года младший брат Ярла Биргера Вольдемар. Потом административное деление менялось: сначала весь район подчинили Выборгу, позднее переподчинили Порвоо и замку в Раасепори (Расеборгу), чтобы в 1399-м вернуть юго-восток обратно Выборгу. По кадастрам середины XV–XVI века в этой области насчитывалось более 5000 хозяйств, из которых нобилям, государству и Церкви в общей сложности принадлежало не больше десяти процентов.
За двести лет шведских структурных реформ к середине XV века в Финляндии на материковой части действовало пять монастырей (доминиканские в Турку и Выборге, францисканские в Рауме и Выборге, биргиттинский в Наантали) и стояли города Турку, Выборг, Порвоо; с 1442 года вокруг монастыря начинала отстраиваться Раума, строились также Наантали и позднее захиревшая Улвила, рядом с нынешним Пори, где в конце XIV века стояла уже церковь Святого Олава. В Турку располагались резиденция епископа, суд и монетный двор, то есть он выполнял функции столицы. Однако наравне с епископом политической властью были наделены коменданты замков в Выборге, Хяме и с 1475 года – в Олавинлинне (крепости Святого Олава, или же в Савонлинне, то есть крепости в дремучих лесах; или в Нишлоте – новом замке). Существовало еще три замка: Корсхольм в Эстерботнии, на месте которого позднее возник город Васа; Расеборг в Уусимаа, построенный с целью защиты побережья от пиратов, и Куусисто под Турку, но политические карьеры формировались в основном на линии противостояния с Новгородской республикой. Рыцари, правившие в этих местах, входили в политический резерв шведского государства, и лучше было быть первым в этих замках Финляндии, чем вторым в Стокгольме. Так, Карл Кнутсон Бонде являлся комендантом главного Выборгского замка между несколькими своими сроками в качестве короля Дании, Швеции и Норвегии Карла VIII; его преемником в Выборге был оруженосец, а потом главный политический противник, строитель Олавинлинны и регент шведского престола Эрик Аксельсон Тотт, которого, в свою очередь, сменил на обоих постах Стен Стуре-старший.
Главное, что надо сказать о жизни финской паствы, – что прихожане церкви в Пюхтяя, как и храмов в Ноусиайнене, Инкоо, Сиунтио, Лохье, Эспоо, Сипоо, Порвоо, Пернае, одним словом, вдоль всей королевской дороги из Турку в Выборг, были в основном свободными людьми. Лишь десять процентов населения находилось в личной зависимости от местных феодалов, церковных и светских. Причем владетельные сеньоры и над этими десятью процентами не могли вершить суд: эта функция оставалась за королевским наместником. Крестьяне и бюргеры платили налоги, однако от них можно было и освободиться – экипировать рыцаря королевских войск. В отличие от наших предков, финны избежали рабства, недаром еще Олаву Святому не удалось на этой земле никого захватить для работорговли (известные рынки рабов в годы его жизни размещались на природно менее защищенном эстонском побережье).
Финский народ, о котором, как и о любом, известно не так уж много, в важные для себя исторические моменты отнюдь не безмолвствовал. В 1362 году финны участвовали в выборах нового шведского короля, которым стал немец Альбрехт Мекленбургский. Королевская власть в Швеции вплоть до 1523 года была выборной. Короля выбирали четыре палаты парламента-риксдага (аристократы, духовные лица, бюргеры и крестьяне). Конечно, не следует представлять риксдаг того времени демократическим институтом, тем не менее стоит вспомнить о том, что в России крестьяне были допущены к управлению страной лишь в начале XX века, и то ненадолго, так как советская власть снова лишила их гражданского статуса, и паспорта колхозникам выдали только при Н. С. Хрущеве. Так вот, именно финское крестьянство, как наиболее действенное сословие, не позволило понастроить у себя в стране феодальных замков, а в 1434-м, когда шведы восстали против другого своего короля, Эрика Померанского, финское крестьянство к ним присоединилось и добилось отмены новых налогов. Стоит сказать и о том, что в Швеции развивалось городское самоуправление, причем муниципальные советы были и политическим инструментом. Например, при короле Магнусе Эриксоне был принят закон, по которому в городских советах немцы могли занимать не более половины мест, – для страховки национальной торговой системы, соперничавшей с ганзейской.
Финское общество европеизировалось, то есть учило латынь. Известно, что уже в начале XIII века первые финские студенты появились в Сорбонне. Прекрасно образованным для своего времени был швед, прославившийся позднее как блаженный Хемминг, епископ Турку (1290–1366). Изучив в Париже сначала философию, затем теологию и, наконец, право, он поселился в Турку и сделался таким же страстным патриотом Финляндии, каким спустя семьсот лет стал Густав Маннергейм. Участие финнов в шведских выборах являлось его личной заслугой (его политические связи в шведском обществе были широки и держались во многом на взаимной симпатии с Биргиттой, чьи дипломатические поручения он несколько раз выполнял, в частности ездил к королям Англии и Франции, а также к своему учителю – папе римскому Клементу VI – в Авиньон). Он известен тем, что учреждал культы местных скандинавских святых, а еще – и это главное – стал основателем первой в Финляндии библиотеки: подарил собрание из сорока книг собору в Турку. Там же при Хемминге начала развиваться церковная школа, созданная монахами-доминиканцами. Бедных при нем бесплатно крестили, женили и соборовали. Память о нем хранили с благодарностью и через 150 лет после смерти его беатифицировали, собираясь канонизировать, но тут случилась Реформация, и Хемминг так и остался блаженным. А преданные прихожане собора в Турку замуровали его прах в одной из ниш, опасаясь лютеранских погромов. Этот тайник обнаружили реставраторы, и теперь католики Финляндии в День поминовения Хемминга совершают крестный ход, чтобы привлечь внимание к необходимости повысить наконец его статус до святости.
Выходцем из финских аристократических кругов был Магнус II Таваст – второй финский идеолог католического просвещения. При нем во время службы в церкви основные молитвы и отпущение грехов начали произносить на финском языке. Он получил звание магистра в Праге, а в 1412 году в Риме был возведен в сан туркуского епископа и держал эту власть, духовную и политическую, целых тридцать восемь лет, совершив под старость паломничество в Палестину через Венецию, откуда привез роскошные церковные облачения для собора в Турку, а также множество богословских и юридических книг. Первым делом он получил право давать индульгенции спонсорам церковных школ. В годы его епископства в Финляндии стало действовать около ста церквей и был основан монастырь Святой Биргитты в Наантали (строить там церковь начали в августе 1443 года, а освятил ее уже после Магнуса II Таваста новый епископ Конрад Битц, сын коменданта Туркуского замка и строитель многих других финских каменных церквей 1460–1480 годов); в монастырской школе Наантали обучались грамоте девочки. Магнусу II Тавасту принадлежала важная роль в политике. Он играл на стороне слабых, то есть следил за тем, чтобы Финляндия побеждала в постоянной борьбе, которую Швеция вела с немцами и датчанами. В 1430-х годах он мирно разобрался с принявшимися бунтовать финскими крестьянами, что говорит о близости финской Церкви и к низшему сословию, и к аристократии. Он также добился снижения налога с жителей Финляндии.
Преемник и, возможно, племянник Магнуса II Таваста Олав Магнуссон в 1430-е годы избирался ректором Сорбонны. Всего за двести лет католического просвещения около ста сорока финнов получили степени европейских университетов и составили оплот образованного финского духовенства, которое было, таким образом, больше связано с молодой европейской интеллектуальной элитой, а не со знатью и власть имущими. Известно, что в конце XV века в школе Выборга ученики читали Вергилия: как в Италии или в Голландии, на волне католического просвещения был внесен в северные края европейский гуманизм.
Судя по гравюрам, иллюстрирующим книгу «История северных народов», изданную в Риме в 1555 году и переведенную на немецкий, английский и голландский, которую написал в Италии бежавший от Густава I Васы католический епископ-политэмигрант Олав Магнус, у финнов были свои умелые ремесленники: резчики по дереву, прядильщики, ткачи, кузнецы. На гравюре, изображающей бартерную торговлю с иноземными купцами, одетыми в русское платье, финны выменивают соль и шкурки за топоры, клещи, ножи; то есть наши гнали на запад сырье, примерно как и теперь: леса Карелии рассекает желтая труба Северного потока, а поперек через нее, по трассе Е18, везут из Европы автомобили. Вероятно, финнам не было равных в рыбном промысле. Прямо в лодках, откуда они приманивали на всякую мелкую рыбу тюленей и гигантских лососей, стояли походные коптильни и жаровни. Во время зимней ярмарки вокруг бочек с копченой и соленой рыбой собирались ценители с чарками в руках, приезжавшие на рынок верхом или в санях со своими собаками, чтобы закупить меха и ткани для обновок, ну или сушеные грибы и мед. По зиме финны и финки в свои каменные церкви бегали на коротких лыжах, наряженные в штаны и шубы из звериных шкур. Детей они везли на закорках в огромных плетеных берестяных коробах. Олав Магнус, кстати, отмечал большое влияние шаманов-знахарей на крайнем севере и на восточном побережье Ботнического залива. Ему, церковному дипломату и канонику Упсалы, можно доверять: еще в 1535 году он начертил и напечатал в Венеции пригодную до сих пор карту северных морей и Скандинавии.
Приходя в церковь, люди обычно видели, что на северной стене, вдоль которой сидели на мессе мужчины (есть мнение, что сидели только с 1630 года, когда лютеранские богослужения стали сопровождаться длительным чтением, а до этого стояли, хотя на фреске в церкви в Сиунтио две искушаемые бесом сплетницы именно сидят), изображены страсти Христовы, а на южной, под которой располагались женщины, страдает несчастная Богоматерь: в грудь ей веером воткнуто семь коротких мечей по числу увечий, нанесенных ее душе. Так, например, расписана церковь Святого Креста в Хаттуле. Этот порядок встречается и в английских средневековых церквях XIII–XIV веков, как, впрочем, и распространенный также в Скандинавии аскетический бюджетный способ расписывать их в две краски. Однако правила этого часто и не придерживались, размещая на южной стене страсти Христовы, а на северной – истории святых.
Англичане строили и расписывали первые датские каменные соборы XI–XII веков. В 1150-м они возвели и храм в Нидаросе (Тронхейме) в ставке Олава Святого у норвежцев. В середине XII века английское (византийско-романское) влияние в Дании ослабевает и заменяется немецким (готическим), а церкви, по всей вероятности, начинают расписывать и свои, датские, художники. Немцы строят из кирпича, и все выложенные кирпичным бегунком кресты и трилистники, знаки Святой Троицы, на фасадах каменных церквей в Финляндии сделаны по немецкой моде. Дания, естественно, испытывала сильное немецкое притяжение. Сам институт коронации в Данию принес Фридрих Барбаросса. Немецкие ремесленники создавали произведения для церквей, высоко ценившиеся на севере Европы: вспомним новгородские Магдебургские врата. Также влиятельными в XI–XIII веках были храмы острова Готланд, где стояло цистерцианское аббатство, направлявшее в Суоми первых миссионеров. По легенде, на Готланде в XI – начале XII века в двух из его девяноста церквей писали греки. Готланд во второй половине XIII века принадлежал датчанам, что сближало художественные традиции и производство. Финские профессиональные росписи наиболее близки датским фрескам в церкви в Биркерёд в Роскильде середины XIV века, фрескам школы Эльмелунде XV века и шведской церковной живописи XIV–XVI веков: поздним росписям Готланда, Сконе, Упланда, аббатства в Вадстене. Однако мы, как правило, не можем назвать имена английских, датских, шведских или немецких художников, работавших в Финляндии. Фрески церкви в Каланти, в окрестностях Уусикаупунки, подписанные именем шведа Петруса Хенриксона из Упланда и представляющие, в частности, крупного зеленого беса, который, стоя на финском берегу, встречает корабль с маленькими святым Эриком и святым Генрихом, – исключение, подтверждающее правило.
Художники, очевидно, решали, вместе с заказчиками и настоятелями, как расписывать каждую конкретную церковь. Хотя каменные и кирпичные церковные здания, как теперь принято считать, в большинстве своем были выстроены в Туркуском диоцезе в XV веке взамен первых деревянных храмов согласно единому плану: одно-, двух- или трехнефная церковь с сакристией у северной стены и входами через западную и иногда еще южную стены. Наличие южного входа, в частности, обеспечивало удовлетворение распространенного на всем севере Европы предрассудка: в церквях в Пюхтяя и в Хаттуле сохранились на северных стенах над входами в сакристии огромные, до самых сводов, изображения святого Христофора. Как Гулливер, среди гораздо более мелких прочих святых шагает он в Пюхтяя от алтаря к западу, а в Хаттуле наоборот – к алтарю, неся на закорках Иисуса. По традиции Христофора описывают великаном. Но кроме того, как в любой архаической культуре (от статуй египетских фараонов до портретов Ленина – Сталина среди крошечных рабочих на плакатах Клуциса), именно размер говорит о значении героя в социуме. Христофор был важнейшим святым Средневековья, так как тогда верили, будто он охраняет от внезапной смерти, то есть от смерти без покаяния, всякого, кто его увидит хоть разок. Но сохраняет именно на один этот день. Поэтому стоило чаще заглядывать в церковь, а уж при входе в храм через южные двери Христофора невозможно было не заметить.
Причем на фреске в Пюхтяя он несет не Христа-младенца или отрока, как на волшебных картинах Босха, Патинира или Дирка Боутса, а маленького старичка-лесовичка с крестом. Старички же в этих краях – духи сейдов, волшебных камней, которым поклонялись саамы. Стариком был и главный герой карело-финских рун Вяйнемяйнен, согласно верованиям Беломорья, творитель местной земли: упав с коня в воду и ворочаясь там с боку на бок, он образует острова и скалы, на колене его, как на гранитном камне, откладывает яйца орлица, одно из них разбивается, и Вяйнемяйнен из его осколков создает небосклон, солнце, луну и звезды. Так начиналась «Старая Калевала»[10].
Идет Христофор по морю аки посуху, что, конечно же, было чрезвычайно важно для местного населения, регулярно выходившего в море по реке Кюмийоки (ниже церкви по течению построен был деревянный затвор-струка, облегчавший защиту в случае нападения с моря, рычаги которого помощники капитанов и теперь двигают вручную, как сотни лет назад). Обитатели Хаттулы тоже жили под парусами, путешествуя всюду по бесконечной системе рек и озер. То, что идет Христофор по стене, как по воде, в Пюхтяя свидетельствует маленькая рыбка, плывущая под ногой гиганта, а в Хаттуле – две здоровые рыбины, которые целуются холодными и мокрыми ртами, напоминая прихожанам о божественной любви и являясь, естественно, символами Церкви Христовой.
Церковь Святого Креста в Хаттуле была построена из кирпича, по одним сведениям, в 1370–1420 годы, по другим – в 1440-х, по третьим – в 1470–1490-е. Она заменила собой первоначальный деревянный храм, где молились люди из близлежащего замка Хямеенлинна и его посада. Еще в 1405 году королева Маргарета, боявшаяся внезапной смерти, внесла большую сумму в казну монахов Цистерцианского ордена, чтобы они в случае такого несчастья молились о ее душе, совершая паломничества по святым местам. И церковь в Хаттуле значилась в списке этих мест. Сама реликвия – щепки Святого Креста – в 1496 году была утрачена. В этом году солдаты Ивана III разгромили еще не расписанную церковь.
Московские мстители за истинную веру были приглашены датским королем Густавом, который боролся за власть над Швецией с наместником шведского престола Стеном Стуре-старшим, сторонником независимости от Дании. За военную помощь Густав обещал Ивану всю Карелию. Русское войско осадило Выборг, разорило Южную и Центральную Финляндию и несколько местностей на севере. В ответ союзник и родственник Стена Сванте Стуре нанес страшный удар. Его корабли в августе 1496 года вошли в устье Нарвы, и шведское войско захватило только что построенный Ивангород. Московский воевода бежал. Шведы беспрепятственно уничтожили горожан и сожгли крепость. Что, впрочем, Ивана не остановило, как его вообще ничто не останавливало. Москва с этого времени становится новым противником Швеции и Финляндии, а Новгород уже почти проглочен Московским княжеством: еще несколько десятилетий – и обувь надолго исчезнет из его культурного слоя.
Судьба обновленной хаттульской церкви, прекраснейшей в Финляндии, была негладкой: в 1820-м, позднее, чем все другие церкви, по воле тогдашнего настоятеля ее забелили. Потом, в середине века, и вовсе решили снести, так как рядом выстроили новую большую церковь, однако промедлили. За это время Финляндия успела вдохновиться недавно опубликованными рунами «Калевалы» и полюбить собственную древность. В 1886 году член Финского археологического общества Эмиль Нервандер (в 1870 году он участвовал в его создании, а в 1880-м – в раскрытии фресок Ноусиайнена) открыл миру второй украшенный средневековыми фресками финский храм.
Нервандер высказал мнение, и к нему прислушался Николай Рерих, который сначала заинтересовался Севером, а потом уже Востоком, что росписи в Хаттуле, как и в Лохье, сделаны монахинями монастыря биргиттинок в Наантали. Рерих читал Нервандера и в 1908 году напечатал статью о древних церквях Суоми в петербургском журнале «Старые годы». Как истый норманист, он утверждал, что Упсала дала нам человекообразных божеств. Как гражданин Российской империи с ее богатым историческим прошлым, был уверен в том, что именно благодаря Северу мы знаем, что такое человеческое достоинство.
Первые северные женщины-художники, если это были они, очень вовремя успели расписать Хаттулу в 1513–1516 годах, так как спустя несколько лет король Швеции Густав Васа вслед за Мартином Лютером отказал римскому папе в доверии, чтобы разобраться наконец с притязаниями Дании: ему нужны были деньги, и он реквизировал нажитое за двести лет церковное имущество, ослабив тем самым власть не от мира сего и поддержав экономику, разрушенную за годы войны с датчанами. А суровые протестанты-лютеране порицали трату денег на художества и церкви с фресками чаще всего просто закрашивали белой краской, чтобы все эти картинки не отвлекали от чтения Библии.
Монастыри позакрывались, шведские и финские монахи и монахини вернулись в мир, из них получились превосходные врачи, пасторы и учителя. Головной монастырь биргиттинок – мужской и женский – Вадстена продержался дольше всех и дотянул до Контрреформации, так как ему в виде исключения оставили право набирать послушников. Одно дело закрывать институты, посвященные мифическим личностям, другое дело – уничтожить национальную традицию.