Перчатка брошена, и теперь мы должны принять вызов.
– Мы ждем, что король влюбится в нашу очаровательную дочь, – негромко отвечает Норман, подтверждая очевидное.
Повисает молчание, которое в конце концов нарушает матушка:
– Она должна быть представлена королю. С нашей Ренеттой нельзя все свести к интрижке на стороне.
Ришелье удивленно приподнимает бровь, но молчит. Обходит комнату, берет с серванта чучело утки, быстро ставит его на место, проводит пальцем по деревянной каминной полке и поворачивается к нам:
– Буду честен с вами. И речи быть не может, чтобы вашу Ренетту представили ко двору. И речи быть не может об официальной связи. Знай я, что у вас такие далеко идущие и преувеличенные ожидания, я бы не стал попусту тратить время. Ваша дочь великолепна, – он кланяется маме, – а король изысканный гурман, который привык смаковать самые лакомые кусочки и получать от этого удовольствие…
– Не смейте говорить о моей дочери, как о куске еды, – перебивает его мама.
– Я говорю метафорами, чтобы вы лучше поняли, мадам Пуассон.
– Вы намекаете на то, – чопорно продолжает мама, – что мадам д’Этиоль…
– Нет, нет, нет, – сладким, как мед, голосом прерывает ее Ришелье. – Вы превратно меня поняли, мадам. Я отнюдь не намекаю на то, что она дочь торговца рыбой или внучка мясника. Нет… совсем нет. Неужели вы слышали это из моих уст? Я просто говорю, что она не знатного рода. В этом сомневаться не приходится. – Он изумленно приподнимает брови. – Несмотря на ее нынешний… как мы это назовем? Титул?
Атмосфера в комнате накаляется, становится ядовитой. Значит, Ришелье не изменил своего мнения обо мне. Проклятый! Впервые я замечаю, какой у него тяжелый нос и ряд родинок вдоль левой щеки. Конечно, он – Ришелье, но красавцем его не назовешь.
– Сир, моей матушке нездоровится, мне кажется, сейчас не время обсуждать наши планы, – говорю я, но мой голос дрожит больше, чем мне хотелось бы.
– Нет, Ренетта, – решительно возражает Норман, поднимая руку. – Нам просто необходимо обсудить это прямо сейчас. Лучшего времени не найти.
Ришелье раздраженно пожимает плечами, его лицо каменеет.
– Происхождение уже не изменишь, мы все прекрасно понимаем, что эти современные разговоры о равенстве – просто сказки. Любовнице из буржуазного семейства не бывать в Версале. Никогда ее там не будет. Поскольку я старинный друг короля, его счастье – это моя работа. Ваша очаровательная дочь сейчас как раз сможет развеять его скорбь. Но мечты о Версале и о чем-то более официальном… никогда.
Норман смотрит на Ришелье с изумленным снисхождением; взгляд, который, я вижу, тяготит герцога, и он, в свою очередь, поворачивается ко мне и продолжает:
– Мне очень жаль, если я не оправдал ваши ожидания. Мадам, я не хотел быть неучтивым. Я один из ваших преданнейших поклонников, но вам действительно не место в Версале.
Входит мой супруг, стряхивая снег с сапог.
– Сугробы почти в рост человека, невиданные заносы, я проезжал мимо замерзшей коровы… – Шарль замедляет шаг, висящее в комнате напряжение ощущается физически даже таким тупоголовым человеком, как мой супруг. – Если точнее, их было две. Две замерзшие коровы. – Он оглядывается и запинается: – Что-то случилось?
– Ничего не случилось, – отвечает Ришелье. – Совершенно ничего. – Он забирает перчатки и уходит, даже не удостоив моего супруга кивком.