Что-то с треском и скрежетом метнулось из-под ног, он шарахнулся и дал очередь вверх. Посыпались осколки битых зеркал.
Вцепившись в пальмовый лист, вниз головой раскачивался красно-зеленый попугай и истошно орал, ему вторил другой.
— Тьфу, сволочь! — Силин сплюнул под ноги и расхохотался. Склонился, чтобы вытряхнуть из волос осколки, и Реут заметил красные капли, капающие на траву.
— Порезался? — поинтересовался он.
Силин обернулся: из обеих его ноздрей струилась кровь, пятная камуфляж. Реут автоматически коснулся своих губ, Силин повторил его движение и размазал кровь по лицу. Глянул на руку и поморщился:
— Башка раскалывается… Вы не слышите звон? Ч-черт! — Он сжал виски.
— Как давно началось? — спросил Реут, оглядываясь.
— Вот только что…
— Поэтому тут нет охраны — не нужна она. Ступай, Саня, назад, дальше ты не пройдешь. Жди меня час. Не вернусь — связывайся с Тирликасом, пусть шарахнут по бункеру и сровняют его с землей.
— А вы?
— Иди, Саня. И побыстрее.
Силин попытался его остановить, но Реут вывернулся, ступил в ручеек с рыбками, направился дальше по оранжерее, обрывая по пути листья и обламывая ветви.
Под ногами хрустели осколки зеркал, в ботинке хлюпало, пот катился градом. Еще одна незапертая дверь — и полукруглая комната. В середине массивный стол, окруженный стульями-тронами, на стенах несколько экранов. Никого. Тимур Аркадьевич сжал автомат.
Один из экранов затрещал, и появилось изображение пожилого мужчины в белом халате, с волосами, зачесанными на лысину. Он заглядывал в самую душу и псевдонаучно рассказывал о ноосфере, приплетал закон сохранения энергии, поминал чудовищ, порожденных сном разума.
Реут не слушал, он осматривал комнату в поисках скрытых камер и был уверен, что Хозяева знают и о погроме, и о том, что он здесь. А еще он ощущал их присутствие — липкое, назойливое. Он был уверен: Хозяева пытаются завладеть его разумом. Подчинить. Обезволить. Зачем? Почему не убили сразу?
— Положи оружие, никто не причинит тебе вред, — льется из динамиков голос.
Тимур Аркадьевич мотнул головой, избавляясь от наваждения, и прицелился в Главного, рассевшегося на стуле.