— Не ври, — в глазах Элен появились слезы. — Лучше скажи правду... Так, по крайней мере, будет честнее.

Джон встал и возбужденно заходил по режиссерской.

— Ты хочешь услышать правду? — спросил он.

— Да.

— Так вот. Я не знаю, насколько это соответствует нормам современной шоу-индустрии, но уверен — то, что ты сделала, замечательно.

— Спасибо, — Элен искренне улыбнулась.

— Нет, ты погоди, — американец замахал руками. — Больше того, я предлагаю тебе записать ее.

— Но Томас будет против, — настроение Элен заметно ухудшилось.

— А что нам Томас! — фыркнул Джон. — О дальнейшей судьбе этой фонограммы позабочусь я.

— А как же Николя?

— Николя будет очень рад.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно.

Элен задумалась.

— Но, давай, пока не будем говорить ему об этом, — попросила она.

— Как скажешь, — согласился Джон и признался: — После того, что я услышал, как-то не хочется вновь возвращаться к песне Фовьена...

— Но придется, — Элен направилась в соседнюю комнату. — С минуты на минуту должен прийти Томас. Я думаю, он не очень будет рад нашей инициативе.

— Ты права, — Джон сел за пуль. — Но давай условимся: о записи твоей с Николя песни никто не должен знать. Идет?

— Идет, — заговорщицки подмигнула Элен и подошла к микрофону.

Песню Фовьена они записали со второго дубля и очень своевременно, потому что спустя минуту возвратился Томас. Прослушав запись и заметив, что Элен улыбается, он нe без удовольствия проговорил: