Колония была заложена по специальному приглашению императрицы Екатерины II 1775 года общинам немецких гернгутеров селиться на Волге, при особых привилегиях и льготах. И уже вскоре благодаря этому, а также хорошему управлению старейшин и производству большого количества товаров, еще неизвестных или малодоступных в этой части России, а также торговле с приграничными калмыками, достигла цветущего состояния. В последнее время сбыт их продуктов, а с ним и один из главных источников доходов сильно сократился: товары, которые раньше производили только в этой общине, стали делать в Саратове, Астрахани и других местах. Вследствие этого, как и из‐за других прямых потерь, из‐за банкротства торговых домов, в которые они вложили свое состояние, в результате неоднократных больших пожаров, последний из которых случился в 1823 г. и следы которого мы все еще могли видеть во многих разрушенных зданиях, благосостояние колонии чрезвычайно упало. При сложностях, с которыми постоянно должны сталкиваться колонисты из‐за особенностей почв и климата, а также отдаленности от остального цивилизованного мира, это привело к удрученному состоянию духа среди них, которое мы часто могли заметить и в сегодняшний, и в последующие дни.
За эти следующие дни мы познакомились также с прочими должностными лицами колонии: г-ном пастором Ничманном, г-ном аптекарем Вундерлихом176 и с городским старостой (полицмейстером) г-ном Гамелем177. Старейшины показали нам молитвенный дом, богадельню для мужчин и женщин, пакгауз для товаров и аптеку, мы увидели учреждения колонии, такого же рода, как у остальных гернгутеров.
Очень интересными для нас оказались замечательные местные частные коллекции г-на Цвикка, который любезно согласился показать и рассказать нам о них. Они касаются степи и ее обитателей, калмыков, у которых г‐н Цвикк долгое время провел в качестве миссионера – последний раз он совершил к ним поездку в 1823 г. по поручению Российского Библейского общества. При частых путешествиях, зная в совершенстве язык и обычаи калмыков, г‐н Цвикк имел возможность собрать много предметов, которые служат важным вкладом в изучение этого замечательного народа. Мы увидели тут полное собрание всех предметов, употребляющихся при богослужениях, – бурханов, записанных молитв и прочих диковинок. Бурханы вылиты из меди и позолочены, обычно небольшого размера, редко больше фута длиной, они достаточно известны из описаний и рисунков Палласа. Все молитвы записаны на тибетском языке, поскольку священники используют только этот язык на богослужениях, хотя рядовые калмыки, а часто и сами священники, его совершенно не понимают. Обыкновенно их пишут на длинных полосах хлопчатобумажной ткани и помещают на высокие шесты, чтобы их сильно вращал ветер. При богослужениях калмыцкие священники не читают и не произносят их, но, как говорилось, оставляют на ветру подобно тому, как развеваются флаги. Калмыки полагают, что движение написанных молитв столь же действенно, как их произнесение. Большинство упомянутых вещей сложно приобрести: их получают не обменом или куплей-продажей, а в качестве подарка, а калмыки в этом отношении отнюдь не щедры. Однако при путешествии по степи часто предоставляется возможность собрать писаные молитвы, так как калмыки оставляют их в большом количестве в часовнях («цаца»), которые они сооружают посреди степи после смерти для своих лам – верховных священников, которых при жизни отличала особая святость.
Эти цацы небольшие, четырехугольные, построены из кирпичей, в связывающий раствор добавлен прах сожженного тела ламы; на некотором расстоянии от земли находится небольшое отверстие, куда при необходимости можно залезть. Калмыки оставляют нетронутыми положенные там молитвы, которые тут же и истлевают, если их кто-нибудь не заберет.
Кроме калмыцких редкостей, у г-на Цвикка есть еще собрание восточных монет, большая часть которых найдена в руинах на левой стороне Ахтубы178, а также замечательные зоологические и ботанические коллекции, которые познакомили нас с флорой и фауной степи. Самая богатая коллекция – энтомологическая, в которой г‐н Цвикк, имеющий очень основательные сведения по естественной истории, указал нам среди прочего ядовитых степных скорпионов, малоизвестный чрезвычайно ядовитый вид паука, которого калмыки называют черной вдовой и чрезвычайно боятся его укусов, и саранчу, ужасный бич степей, чьи затмевающие солнце рои опустошают всё, куда они попадают.
Утром 12 октября мы проехали мимо множества калмыцких кибиток, нам постоянно встречались толпы калмыков со своими лошадьми, овцами и верблюдами. Наш путь пролегал и мимо стоявшего почти одиноко, в окружении лишь нескольких кибиток, калмыцкого храма. Это было небольшое вытянутое в длину четырехугольное деревянное здание, на узкой стороне которого была дверь, на широкой – окна, при входе же стоял длинный шест, чтобы прикреплять к нему рукописные молитвы. Развевающиеся на этом шесте молитвы и громкая музыка, доносившаяся до нас из храма, подсказывали, что там совершалось богослужение. Нам было любопытно посмотреть на него, поэтому мы охотно последовали приглашению г-на Странака179 войти в храм, тем более что стоявшие перед ним калмыки нам никак в этом не препятствовали. Внутри здания у стены напротив входа размещался алтарь, который состоял из стола со ступенчатой надставкой, на ней фигуры истуканов из позолоченной латуни. Другие нарисованные кричащими цветами картины с божками были развешаны на остальных стенах справа и слева. Рядом с надставкой на столе стояло множество мисочек с фруктами, водой, вяленым мясом, сыром и разными прочими пожертвованиями. Между дверью и алтарем на земле со скрещенными ногами сидели шесть священнослужителей в два ряда напротив друг друга: вверху справа от алтаря лама, или верховный служитель, на остальных местах гелонги180 или служители. Они играли на разных инструментах громкую музыку, которую мы и слышали еще издалека. Лама использовал колокольчик, сидящий напротив него гелонг – две тарелки, которыми он энергично гремел друг о друга, третий и сидящий против него четвертый служитель – что-то вроде трубы, пятый – литавры, в которые он ударял изогнутыми, подбитыми мягким палочками, а шестой – раковину типа стромбус. Музыка этих инструментов, если можно так назвать ужасный шум, чередовалась с такими же песнопениями. После того, как то и другое продолжалось некоторое время, лама поднялся, и музыка прекратилась. До сих пор, подобно остальным, он не обращал на нас никакого внимания, теперь же подошел и приветствовал нас. Г‐н Странак обратился к нему на русском языке, который он понимал, и представил г-на фон Гумбольдта; тот в ответ спросил, может ли предложить нам чаю, но г‐н фон Гумбольдт вежливо отказался и вслед за тем отбыл вместе с нами.
Около Астрахани дорога становится оживленнее. Мы проезжали несколько лежащих справа и слева от дороги мыз и виноградников, в которых выращивается отличный астраханский виноград, и добрались до татарской деревни, которая тянется вдоль этого берега Волги, составляя своего рода предместье Астрахани, пока, наконец, перед нами не открылся на том берегу могучей реки сам город, почти заслоняемый мачтами стоящих перед ним судов, над которыми высоко сиял белый собор.
Жителей в Астрахани немного: число обитателей не превышает 40 тысяч181, еще меньше, чем в Казани. Однако редко где найдешь город со столь смешанным населением, привлеченным сюда торговыми интересами из самых отдаленных концов Европы и Азии. Ибо помимо русских, которые, похоже, составляют меньшинство жителей Астрахани, казаков и прочих проживающих тут европейцев, здесь представлены еще армяне, татары, грузины, бухарцы, хивинцы, туркмены, персы, индусы, киргизы и калмыки, – и соответственно, приверженцы различных религий – христиане, мусульмане, брамаисты [брахманы] и буддаисты [буддисты]182.
С этой пестрой смесью народностей мы смогли познакомиться уже утром 13 октября, когда представители большинства из них пришли в нашу квартиру засвидетельствовать свое почтение г-ну фон Гумбольдту и были по очереди представлены г-ном генерал-губернатором. Вначале появился бургомистр [городской голова] с купеческими старейшинами, которые по русскому обычаю оказали знаки почтения, но не хлебом и солью, как обычно, – здесь это был кекс, украшенный великолепными астраханскими фруктами – виноградом, крупными яичными сливами, грушами и яблоками, с солью. Затем появилось дворянство, офицеры гарнизона, а за ними представители армян, персов, индусов, татар и т. п. Самые многочисленные среди азиатских жителей Астрахани армяне, имеющие характерные национальные черты – овальное лицо, черные глаза и волосы, горбатый нос. Они носят тесно подогнанные сюртуки и сверху кафтаны с разрезными рукавами, белые штаны, узкие сапоги и высокие меховые шапки. Персы почти все высокие и поджарые, с узкими лицами и черными бородами. Они носят два кафтана один поверх другого, открытые спереди и схваченные кушаком. Нижний из цветастого ситца, верхний из однотонной материи, обычно синего сукна; рукава длинные, на нижнем кафтане обтягивающие, на верхнем разрезные, висящие вдоль тела. На ногах они носят короткие чулки из цветной шерсти с кожаными тапками, на голове – высокие меховые шапки. Индусы тоже высокие и поджарые, узнаваемые по их коричневой коже, одетые в длинные белые кафтаны и с белыми тюрбанами; татары не отличаются от прочих татар, живущих в России. Это основные собственно проживающие в Астрахани народности; поскольку казаки из станиц по дороге в Астрахань и калмыки с киргизами из степи хотя и часто встречаются на улицах города, но они бывают тут лишь по случаю, как и бухарцы, хивинцы и туркмены […]
После поездки по улицам, составив себе представление о внешнем виде города, мы поехали за город к одному из крупнейших виноградников, чтобы познакомиться со здешним виноградарством, составляющим столь важную пищевую отрасль в городе. В этом, как и в прочих местных виноградниках, лозы опираются не на отдельные шесты, а на шпалеры, стоящие рядами друг с другом. Летом из‐за большой сухости лозы поливают, зимой прикапывают. Для полива требуется очень много прилежания. Везде в виноградниках встречаются похожие на наши ветряные мельницы башни, которые построены над бассейнами, обычно обложенными камнем. Из них ведра, приводящиеся в движение колесами, поднимаются наверх и выливают воду в резервуар, из которого она затем по деревянным трубам поступает во все части сада, где это требуется, и через перекрываемые отверстия попадает в канавки, в которых растут лозы. В виноградниках выращивают разные сорта, но почти у всех крупные и сочные ягоды. Больше всего распространен сорт ягод с толстой кожей, но очень сладких и приятных на вкус, по виду и вкусу сравнимых с малагой. Кроме того, часто выращивается так называемый кишмиш, сорт винограда без косточек. Астраханский виноград по большей части употребляется в натуральном виде; он рассылается повсюду, обычно в небольших бочках, пересыпанный просом. Так они попадают в удаленный на 2142 версты Петербург, где без них не обходится стол ни одного значимого лица России, а также в другие русские города, куда только возможна перевозка водным путем. В меньшей степени виноград в Астрахани используют для отжима на вино, так как, по мнению Палласа, он слишком водянистый из‐за полива и не дает крепости. И действительно, местное вино, во всяком случае то, которое мы имели в Астрахани случай попробовать, не очень хорошее; самым приятным по вкусу из делающихся в южной России вин мы нашли производимое в Кизляре на Тереке, южнее Астрахани, недалеко от Каспийского моря, которое, пожалуй, близко к некоторым французским винам.
Интересны гостиные дворы различных живущих в Астрахани народностей, которые в основном находятся в Белом городе. Здесь расположены несколько русских, армянский, татарский, а также персидский и индийский гостиные дворы. Все они обыкновенно состоят из четырехугольного здания с выходящими на улицу лавками и внутренним двором, в который можно попасть извне через ворота. Персидский гостиный двор – это каменное здание, у которого на втором этаже расположены квартиры, где живет бóльшая часть персов, так как они преимущественно торговцы […]
Недалеко от персидского расположен индийский гостиный двор, он выстроен только из дерева. Индусов в Астрахани живет немного, по сведениям Эрдмана183 – семьдесят человек. Они из местности Мултан184 на Инде, частично занимаются торговыми операциями, частично ссужают деньги под высокие проценты (12–36%), чем и обогащаются, так как сами живут очень умеренно. Они также не женаты и поэтому берут к себе молодых людей из родственников и друзей, которым затем иногда передают роль помощников и компаньонов в своей торговле. В общем они славятся добродушием и честностью, как это видно и по внешнему облику, выгодно отличаясь этим от армян, у которых еще Гмелин185 яркими красками описал отсутствие характера. Индусы также живут на своем гостином дворе и отправляют там богослужения. Мы пожелали увидеть такое богослужение, и поэтому в один из дней к вечеру губернатор привез нас к индусам, – их молитвы всегда начинаются с закатом солнца.
Место, где индусы совершали богослужение, представляло собой низкую средних размеров комнату с двумя окнами, напротив которых располагался вход. За исключением небольшого пространства у входа, пол здесь был приподнятый и застелен коврами, к нему вела пара ступеней. Справа в углу у окна стоял убранный шелковыми тканями стол, а на нем пагода – надставка примерно полутора футов в длину и в ширину, со ступенчатым троном и балдахином на четырех небольших деревянных, выкрашенных красным столбах. На троне и рядом с ним были поставлены их боги, бесформенные человеческие фигуры от шести до двенадцати дюймов в высоту, отлитые из меди и позолоченные, некоторые с надетыми на них синими и красными шелковыми покровами, похожие на детские куклы. Перед ними помещался Селигран, черный бесформенный камень примерно двух дюймов в высоту и четырех в длину, который воплощает собой Вишну и который каждый раз при начале богослужения раскрашивается. Остальную часть стола украшают свежие цветы. В окне также стоял большой сальный светильник с двумя фитилями, который постоянно горел.
Когда мы вошли, брамин был занят раскрашиванием Селиграна. Он был обращен лицом к пагоде и продолжал свое занятие, не обращая на нас внимания; за ним стоял второй священник, также повернувшись к пагоде, а справа от него, лицом к окну – третий. У второго в каждой руке было по тарелке, третий держал правой рукой шнур, с помощью которого мог звонить в пару колоколов, висевших наверху стены. Вокруг этих священников в некотором отдалении от них со снятыми тапками стояли остальные индусы, числом около тридцати, здесь же встали и мы. После того, как первый брамин закончил свое дело, он положил Селигран перед собой, наполнил раковину водой из стоявшей справа чаши, вслед за тем левой рукой взялся за звонок и звонил ей, одновременно описывая правой рукой с раковиной круги вокруг фигур богов, время от времени отливая немного воды в чашу, пока раковина не опустела. После этого вместе со стоявшими за ним и рядом с ним священнослужителями он начал монотонное пение, все так же звоня, тогда как второй священнослужитель ударял в тарелки, а третий ритмично раскачивал шнуром колокола. Все это в небольшой комнате производило порядочный шум. Такое монотонное пение продолжалось несколько времени; закончив, первый священнослужитель взял немного хлеба и ел его, затем довольно большой ложкой черпал воду из чаши, пригубил ее, а затем дал отпить обоим другим священнослужителям и всем остальным индусам. Затем взял светильник с пятью маленькими восковыми свечами, зажег их от лампы и приближал горящий светильник к каждому из индусов, которые каждый благоговейно держали некоторое время над ним обе руки, а затем этими разогретыми руками касались глаз. На этом ритуал, который не мог не напоминать чем-то ритуалы христианской церкви, закончился. По окончании богослужения часть индусов разошлась, а нас брамины в той же комнате стали угощать виноградом, фруктами, финиками, абрикосами, фисташками, изюмом, леденцовым сахаром и прочими сладостями, от чего мы не могли отказаться.
Внутри гостиного двора стояло еще несколько деревянных зданий и был разбит небольшой сад, в котором выращивали цветы для украшения храма. Рядом с деревянными зданиями стояла еще загородка, там на дырявом деревянном полу, совершенно скорчившись и уткнувшись подбородком в колени, между которыми до земли спускалась длинная белая борода, сидел
Армяне, как уже говорилось, составляют наряду с русскими наиболее значительную часть населения Астрахани. В большинстве своем они купцы, так как их дворян русское правительство не признаёт, однако они могут получить русское дворянство на государственной службе. Среди них встречаются очень богатые люди. Так, мы познакомились поближе с армянином Семеном Юрьевичем Ивановым, который в своем роскошно обставленном доме давал пышный обед в честь г-на фон Гумбольдта, а вечером – блестящий бал. Интересно было наблюдать на этом балу пестрое смешение разных наций: наряду с европейцами, везде одинаковыми, тюрбаны армян, длинные фигуры персов в их синих кафтанах с разрезными рукавами и коричневые лица индусов с выбритыми посередине волосами. Точно так же контрастировали между собой французские моды русских дам с национальными нарядами армянок, которые нам особенно интересно было увидеть здесь, так как, появляясь на улице, армянки закутываются с ног до головы большим белым покрывалом и оставляют видимой лишь небольшую часть лица. На макушке они носят белый капор, на лбу и на затылке черную повязку, от которой от подбородка и на затылке углом вниз спускается белый шелковый платок, затем тяжелые шелковые платья темных цветов, реже белые; на шее толстые золотые цепи, часто с одной или несколькими золотыми медалями. Девушки отличаются от женщин тем, что у первых их черные волосы спадают косами из-под платка, тогда как у вторых волосы сплетены на голове. Столь же, как наряды, своеобразны их танцы, которые всегда танцует только одна пара и которые состоят единственно в том, что кавалер и дама с полуподнятыми руками по очереди мелкими шагами приближаются и отдаляются друг от друга. Как бы этот танец ни был прост, но он исполнялся армянками, у многих из которых при горящих черных глазах тонкие черты лица, с такой грацией, что смотреть на него было приятно. Помимо этих танцев исполнялись также обыкновенные полонезы, экосезы, вальсы и контрдансы, как в Берлине. Многие из знатных армянок между тем были не в своих национальных одеждах, а в европейских платьях.