– Очень мило с твоей стороны, но не надо. Я не возьму твою работу, даже если она стоит целое состояние.

– Но ты же сохранил свой портрет.

– Он имеет диагностическую ценность.

– Эта работа тоже. К тому же без тебя я бы ее не нашла.

– Однажды я уже поставил тебе диагноз, и вот чем это закончилось. Рекламировать чудеса психиатрии нам точно не суждено. – Он встал и протянул ко мне руки: – Пойдем. Высохнем и отправимся в путь.

Я позволила поднять себя на ноги.

Мокрые и продрогшие, мы шагали вдоль берега. Холст безвольно свисал у меня с рук.

– Проверь, она ли это вообще, – посоветовал Виктор. – Чего только не выбрасывают в воду.

Но по полоскам клейкой ленты, по тому, как были подвернуты и заклеены края упаковки, я знала: это мое панно. И хотя внешний слой целлофана порвался, внутренние, похоже, уцелели.

– Только бы холст не пострадал, – сказала я. – Если внутрь просочилась влага, смело можно кидать его обратно в озеро.

– Да он промок еще больше, чем мы.

– Умеешь ты подбодрить, Виктор.

– Радуйся, что я с тобой разговариваю. В последний раз на мне было столько мокрой одежды в медовый месяц, когда сработала система пожаротушения в номере. – Виктор усмехнулся. – Одна сигара. Раз в жизни я закурил сигару и чуть не спалил весь отель.

Представив это, я немного повеселела. Мы пробирались по берегу, в воздухе растворялись остатки дня, в небе были выцарапаны темные силуэты мачт.

Когда мы дошли до поросшей крапивой тропинки, ведущей к дому, Виктор замедлил шаг. В окнах не было света, мшистая крыша угрожающе провисла посередине. Труба раскрошилась. В одном окне зияла дыра размером с кирпич. В сгущающейся тьме дом напоминал потерпевший крушение корабль. Я стала продираться сквозь высокий бурьян. Во мне еще теплилась надежда, что из леса выйдет Джим с корзинкой в руках. И в то же время еще свежи были воспоминания о Портмантле.

Петли на входной двери заржавели, и я повела Виктора в обход через сад. В крапиве валялся старый железный бак. Задняя дверь была не заперта, а в монетоприемнике счетчика, должно быть, еще оставалась пара шиллингов: когда я дотронулась до выключателя, лампочка мигнула желтым светом. Кухонная раковина была забита грязной посудой, на столе, среди протухших объедков, стояли заплесневелые чашки с чаем. Внутри было холоднее, чем снаружи. В комнате так воняло прокисшим молоком, что Виктор зажал рот ладонью.

– Господи, – сказал он. – Да я ни на каких таблетках не смог бы жить в этой помойке. Я остался бы здесь, только если бы мне угрожали ножом.

Но на самом деле меня ведь здесь не было. Здесь обитала только моя оболочка.

Я положила холст на два кухонных стула и пошла искать в ящиках спички – их там не оказалось. Виктор раздвинул штору из бусин и заглянул в гостиную. Включив свет и окинув комнату взглядом, он сказал:

– Что ж, некоторые люди живут и так.