– Пока до этого не дошло, пойду-ка я лучше спать.

– А как же наша игра? – спросил Тиф.

– Я что-то не в настроении. Но ставку, пожалуй, сделаю. Горсть зерен французской обжарки на Куикмена, – шепнула она мне на ухо. – Если будет два-два, повышай.

Я кивнула.

– Я придержу твой выигрыш.

Она чмокнула меня в щеку.

– Всем спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Мак.

Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась во тьме. Она часто уходила пораньше, ссылаясь на работу. Но тем вечером она ни словом не обмолвилась о пьесе, и я решила, что ее снова мучает бессонница. (Маккинни шутила, что самое верное лекарство для нее – перечитывать ранние варианты своей рукописи: “Меня от собственной писанины клонит в сон даже средь бела дня”.)

– А что ты пытался сжечь, если не секрет? – поинтересовался Куикмен. – Надеюсь, там нет ничего, что я мог бы выкурить?

– Просто вещи, которые нельзя было привозить. Я думал, старик разрешит их оставить, но он велел мне от них избавиться.

– А-а. Это мы уже проходили.

– А кое-кто и дважды, – вставил Петтифер.

Фуллертон улыбнулся. Казалось, его лицо не привыкло к таким усилиям.

– У нас тут не соревнование.

– Кстати, о соревнованиях, – сказал Куикмен. – Мы собирались сыграть в нарды. Умеешь?

Мальчик отвернулся.

– Кажется, играл один раз. В школе. Теперь меня больше интересует покер.

– Покер! Для нас это слишком по-голливудски. Мы с Тифом по воскресеньям всегда садимся за доску, победитель определяется по результатам пяти партий, и, сказать по правде, – Куикмен приставил ко рту ладонь и театрально прошептал: – Он безнадежен. Я не прочь разгромить кого-нибудь еще.

– Ладно, – сказал мальчик. – Когда?