— Ты так думаешь? — уголок его рта приподнимается вверх и на его лице появляется едва заметная ухмылка.

От его грубого голоса у меня перехватывает дыхание, я вцепляюсь ногтями в одеяло и с силой сжимаю ткань.

— Ты не можешь просто взять и похитить меня, меня будут искать.

Он одним шагом преодолевает расстояние между нами и, схватив меня за шею, припечатывает к кровати, а сам нависает сверху.

— Кто будет тебя искать? Твоя мать, которой мужики дороже родной дочери или отец-алкоголик с наркотической зависимостью?

Его слова бьют по самому больному и рана в моей душе, которую я так долго и усердно старалась залатать, начинает вновь кровоточить. В груди начинает ныть и к глазам поступают слезы. Он абсолютно прав. Я никому не нужна. Я одна в этом огромном и гниющем мире. Моя мать уже в пятый раз выходит замуж и каждый раз клянется, что «он тот самый», «в этот раз все по-другому», «мы будем жить втроем, как настоящая семья». Но не успевает пройти и полугода, как она рыдает мне в трубку о несправедливости этой тяжелой жизни, и том как ей не повезло в очередной раз. Ну и кульминацией этой истории становится то, что она просит помочь ей с финансами, ведь ей нужно восстановить себя после очередного провала.

А мой отец стал первым разочарованием в жизни. Когда мне было 10 лет он начал часто уходить из дома, пропадать с работы и кричать на мать. К нам приходили его пьяные приятели требовать деньги, которые мой отец занимал и благополучно спускал на алкоголь и наркотики. Но все же одна страшная ночь смогла затмить все предыдущие.

После очередного двухнедельного отсутствия отец вернулся домой поздно ночью. Тогда мне было 14. Моя мать крепко спала после очередного свидания. Папа тихо зашел в мою комнату и сел у подножия кровати.

«— Родная, прости… — голос родного человека эхом разнесся в моего голове. Он знал, что я не сплю и жду его. Я всегда ждала его. — …Я пытаюсь. Я правда стараюсь, Марта… — его голос дрогнул и дальше послышался всхлип. Мой папа плакал. Тихо, незаметно, как плачут все мужчины. Только его дрогнувший голос, горечь и сожаление в его словах говорили об этом. — Ты же знаешь, как я люблю тебя, родная.

«Родная». Кому-то может показаться это слово слишком банальным и пресловутым, но для меня оно имело огромную ценность. Отец всегда так называл меня в детстве, до того как зависимость поглотила его. Это слово всегда сопровождалось теплым взглядом отца и его очаровательной улыбкой. Я все еще помню родные морщинки в уголках его глаз. Я так любила его. Мне казалось, будто мы одни против всего мира. Я знала, что ради меня он готов покорить весь мир и это предавало мне силы. Но все изменилось, и это слово больше не вызывало волну тепла в моей груди, а наоборот, сопровождалось пронзительной тревогой.

Я никогда не видела его таким. Его трезвый голос был для меня чем-то новым. Ведь раньше я видела только его пустые глаза и слышала несвязные слова, которые он так часто путал, пытаясь что-то донести до меня. Я лежала лицом к стене и моя подушка была мокрая от детских слез. Ком сжимал мое горло и я боялась шелохнуться и спугнуть откровения отца.

— Ты знаешь, я ведь всегда думаю о тебе. О том, как ты себя чувствуешь, что ты ела сегодня на обед, и кто встречал тебя со школы.

Я с силой сжала кулаки от нахлынувшей волны боли. Слезы текли по моим щекам, оставляя мокрые дорожки. Это была ложь. Со школы я возвращалась одна поздно вечером, а ела лишь то, что могла приготовить сама.

— Это тяжело, Марта. Но я пытаюсь начать все заново. Мне просто… Мне просто нужно время. Ты веришь, родная? Что все будет как раньше. Ты и я, помнишь? Обещаю, так и будет.

Я поворачиваюсь и смотрю на осунувшуюся фигуру моего отца. Бледная кожа лица, синие губы, ввалившиеся глаза полные тоски. Он держался за голову и содрогался в рыданиях. Но то, что я увидела позже, навсегда въелось в мою память: синяки на его руках в области локтевого сгиба. Эти синяки были огромные и их было много. Его исколотые руки тряслись и держались за голову. Страх охватил меня и мне захотелось спрятаться, сбежать и никогда не появляться.»

— Знала бы ты, как у меня чешутся руки приставить дуло к твоему виску и покончить с этим, — пальцы Адама сильнее сжимают мое горло, нехватка воздуха заставляет меня вцепиться в его руки. Мои ногти вонзаются ему в кожу, оставляя красные пятна. — Но я хочу видеть, как ты мучаешься. Ты будешь молить меня всадить тебе пулю.

В глазах начинает темнеть, воздух в легких заканчивается…Он одним рывком убирает руку и я начинаю кашлять, жадно хватая воздух. Дальше я слышу, как захлопывается дверь в комнату, и я снова остаюсь одна, наедине со своим страхом.