— Злыдня вредная.

— Ворона любопытная.

— Вот и поговорили. Ладно, пойду, а то как-то тяжело уже.

— Сколько ты уже можешь без него обходиться?

— Максимум час, — я горько вздохнула.

После смерти Ринара я не могла находиться без него. Сначала вообще ни мгновения, только в туалет одна ходила, стараясь закончить побыстрее. Потом потихоньку по пять-десять минут приучала себя. Но до сих пор тяжело. И даже вышеупомянутый час — это не совсем правда, не дотянула я до часа несколько минут, а слезы стояли в глазах уже спустя полчаса. Тяжело. Но Ринар не просто не ропщет, он меня поддерживает, и мне кажется, что в глубине души даже наслаждается моим помешательством. Не выпускает из рук, не отводит глаз, и каждую ночь раз за разом показывает, как сильно меня любит.

Мы разошлись с Машей, и я отправилась в каюту к любимому. Упала в родные объятия, обняла порядком раздавшуюся в размерах Марту и затихла.

— Ягодка? Я тут вот что подумал. С момента, как мы поженились, мы были близки почти каждую ночь, так?

— Так.

— Каждую ночь.

— Да.

— У вас как-то по-другому это?

— Ты о чём?

— Ну всё-таки обычно есть пару ночей в месяц у женщин, когда они отказывают мужьям. А у нас не было. Уже почти три месяца не было, вот я и решил спросить.

Я села на кровати и начала судорожно вспоминать. Кажется, последний раз красные дни календаря были ещё в плену в Ковене. Как давно это было, словно целую жизнь назад. А потом? Не помню. Ринар тем временем расплывался в улыбке. А я лишь могла ошарашенно смотреть на него.

— Я не знаю… Может, это стресс?

— Пошли Келая найдём и выясним.

Келай нашёлся на камбузе, где уплетал сладкие пироги, оставшиеся с завтрака. Положив руку мне на живот, он подтвердил, что да, стресс. И стрессу уже скоро три месяца. А ещё он двойной.

Выходили из корабельной кухни мы в разных состояниях. Я на ватных ногах, а Ринар с огромной улыбкой на лице. Меня же словно пыльным мешком по голове стукнули, сразу стало очень страшно и тоскливо. Захотелось к маме и сестре, обсудить с ними, посоветоваться.

— Ты не рада?