– У-у, вы какие! – чуть насмешливо протянул Воин, стоя на широких ступенях – с той стороны вытянулись в стороны ряды готовой к атаке конницы. Вообще-то, это было что-то новое – атаковать на таком ограниченном пространстве тяжелобронированными рыцарями, но по прикидкам внимательно оглядевшего новое поле боя Гуго, места для разгона тем хоть впритирочку, но хватало. Потому он одобрительно проворчал пару слов о командире кавалерии и самым пристальным образом осмотрел, всем естеством Воина прочувствовал свой клинок – уж не затупился ли? Уж не появилась ли где крохотная, но грозящая переломить лезвие трещинка? Меч отозвался радостным, слышным только хозяину звоном. Разумеется, даже гномья сталь не выдержала бы такого боя. Да, Гуго не соврал, сказав не так давно, что на клинок нанесены лишь простейшие чары. Но появилось и ещё кое-что. Знаете, какой самый лучший в мире запах? Нет, не угадали – не драгоценные духи из южных стран, что смуглолицые торговцы продают на вес ста мер золота. И вовсе не материнское молоко, и даже не персик из небесных садов Ледды. Если бы кто с острым обонянием оказался бы столь догадлив и безрассуден, чтобы принюхаться к залитому кровью клинку – то сообразил бы сразу. Есть, есть один аромат, воистину наилучший для знающего и умеющего – это запах женщины, когда она исполнена нежого желания. И вот капельку этого драгоценнейшего, дразняще и томно пахучего эликсира стонущей от наслаждения Фионы нынче под утро Гуго самолично добыл кончиком языка – и подарил своему клинку. Потому Гуго улыбнулся от нежности, вспомнив свой любимый запах и только пренебрежительно усмехнулся на недоумённый вопрос неотступно следующего за ним барона:
– Сэр Майкл или как вас там – воистину вы величайший из бойцов нашего мира. В другое время я бы почёл за счастье пойти за вами хоть за край земли. Но неужели вы надеетесь в одиночку выдержать удар пяти сотен отборных рыцарей? Взглянув в забрызганное кровью лицо где-то потерявшего шлем ван Хольма, он медленно кивнул. А сам терпеливо ждал, не сходил с крыльца. И когда сердце уже вновь начало биться ровно и спокойно, незримый поцелуй на устах моргнул. Это Рыжая Ведьма подала свой знак. В ответ Гуго незаметно послал нежный, легчайший – и всё же дошедший до улыбнувшейся Фионы воздушный поцелуй. И – шагнул с внутреннего крыльца на каменные плиты широкой площади. Отсалютовал клинком.
– Господа, я имею честь атаковать вас! Это был словно тяжёлый и неприлично затянувшийся кошмар. Одинокий Воин вертелся волчком, ускользал, каждый миг меняя место и дистанцию. А сам непрерывно рубил и колол, будто выполняя какой-то дикий извращённый танец. Словно сквозь сон чувствовал тупые тычки ломающихся о тело копий и разлетающихся на осколки мечей. Обычно Гуго в конных стычках не трогал лошадей
– благородные животные не должны страдать. Но сегодня он работал грязно и тупо, как мясник, разя мечом всё, до чего мог дотянуться. Рыцари были крепкими ребятами – но всё же были. Ибо пришёл миг, когда Гуго темнеющим взором огляделся – и убивать оказалось больше некого. Спохватившись, он остановил опускающийся на распростёртое перед ним тело клинок, и тот с неохотным ворчанием подчинился. Утерев заливаемые потом глаза, Воин обнаружил перед собой пожилого худощавого дворянина с седыми вислыми усами. Доспехи того оказались не так уж и сильно задеты мимолётным ударом – но падение на каменные плиты с высоты седла не осталось бесследным. А в руке ещё бессильно блестел куцый обломок тяжёлого палаша, разлетевшегося вдребезги после сильнейшего удара по голове.
– Граф ван Зее? – с трудом сдерживая никак не унимающееся, рвущееся из груди дыхание, спросил Гуго. Обнаружив на ладони кровь пополам с потом, он ощупал голову. А, не смертельно – Фиона или Берта залечат так, что и следа не останется. Лежащий пошевелился и слабо застонал.
– Да, сэр, – через силу выдавил он, хрипло пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха – так приложило его о камни. Гуго нагнулся, подал ему руку – и помог пожилому ветерану кое-как подняться.
– Граф, сегодня вы не можете защитить вашего короля.
– Увы, да, – согласился тот. Ван Зее вздохнул с трудом, скрежеща покарёженным сочленением где-то в изуродованных доспехах. Затем взглянул за спину Гуго, пошатнулся – и побледнел.
– Ох, боги! С негодованием отбросив мелькнувшую было мысль, что благородный граф таким образом может просто пытаться отвлечь его, дабы подобно грабителю сунуть меж рёбер кинжал, Гуго обернулся. И сам почувствовал, что вновь покрывается потом – на этот раз холодным. Когда-то он видал картину, написанную спятившим монахом, в одном из своих видений наблюдавшим зрелище заваленного телами грешников ада, где бессмертный дракон Снирр пирует на выпотрошенных трупах. Вечно голодный и бессмертный, он жадно, с чавканьем и хрустом хватает и жрёт, жрёт, жрёт… И усыпанная перемешанными останками площадь вполне могла бы служить тому провидцу натурой. Кошмар, бред спятившего мясника, попавшего на бойню и изрубившего там щербатым топором всех подряд. Клочья мяса, белеющие кости, блестящие груды вывороченных внутренностей и чья-то нелепо дёргающаяся в агонии нога – и всё это плавает в озерце из крови и экскрементов. В высшей степени неприглядное зрелище – и Гуго на миг ощутил омерзение к самому себе. Глухо застонав, он повернулся в ту сторону, где заметил какое-то движение. Сквозь застящую глаза дурманную пелену он признал осторожно пробирающегося сбоку барона. Шатающийся, с бессмыссленно шарящими безумными глазами, ван Хольм в противоположность графу позеленел лицом, но шёл. Вот он поскользнулся, упал на четвереньках, и тут же зашёлся в спазмах. И всё же он поднялся. На трясущихся ногах, расстёгивая и роняя по пути измятые и испачканные доспехи, барон наконец приблизился.
– Вы чудовище, сэр Майкл. Но Гуго уже пришёл в себя. Смерть неприглядна, но и к её зрелищу можно привыкнуть. Уж на Ривердэйле навалили куда больше – и своих, и чужих… правда, не в одном месте.
– О-о, ещё какое чудовище, барон, – затем он повернулся и пристально всмотрелся расплывающимся взором в возвышающийся в паре шагов Железный Дворец. Подошёл, похлопал по маслянисто поблёскивающим чёрным плитам.
– Граф, там у самого входа в парк мается Патрисия и ещё одна малышка. Приведите их сюда – и желательно боковыми коридорами. Право, не стоит им смотреть на такое… Ван Хольм поднял скорбно опущенную голову.
– Что с принцессой? С ней всё в порядке?
– С ней не всё в порядке, – от жёсткого взгляда Гуго барон пошатнулся сильнее, но всё же устоял. – Но это «не всё» – по вине вашего короля и старшего принца. И сейчас я буду с них спрашивать – на этот раз ЗА ВСЁ. Граф ван Зее покивал задумчиво, и скрылся в сторону. А Гуго воткнул меч в расселину между плитами двора и быстро умылся в бьющем из ниши фонтанчике, равнодушно к страстям людским плещущемся в резной каменной чаше.
«Сегодня в тот час, который неукоснительно, год за годом, король Олаф изволил посвящать обеду, ему всё же пришлось остаться на железном, выкованном лучшими мастерами троне. Ибо шёл по дворцу некто, чья сила потрясала, а жестокость сводила с ума. И шаги незнакомого смутьяна раздавались всё ближе и ближе…» «Закат Королевства Хаоса» летописца Джеронимо.
Высокая узорчатая дверь в тронный зал разлетелась в щепу от мощного удара. Красное дерево и золочёные узоры разлетелись по мраморному полу, порождая зрелище, коего в принципе быть не могло – непорядок перед ликом короля! Но не забегали челядинцы, не засуетились лакеи и прибиральщики. Не бросились полировать мрамор потеющие от страха и усердия рабы. Ибо по залу шёл посланец самой смерти. Сегодня он принял вид крепкого и ладного молодого парня. На плече он легко, как тросточку, нёс позднее обросший самыми невероятными слухами и легендами окровавленный двуручник – но серые и холодные глаза пришельца вгоняли в трепет и ужас куда сильнее. Гуго шёл неспешно, даже нарочито медленно, с наслаждением чувствуя, как под ногами с хрустом мусора раздавливается, казалось, былое величие Королевства Хаоса. Как долго он ждал этого часа, представляя его в своих мечтах. Как войдёт, сорвёт с обветшавшей картины мира старую маску – и с хохотом швырнёт её в лица богам. Но пусто было в его сердце. Холод. Холод и усталость, да ещё какая-то тоскливая мысль – а ведь на самом деле ему не нужно ничего этого. С хряском развалилась и обрушилась кольцевая галерея по периметру залы. Давясь криками, дёргаясь в предсмертных судорогах, с неё посыпались арбалетчики – то Фиона послала свой очередной привет. Но Гуго в кошмарном и липком тумане видел перед собой только одно пятно, бледное и невыразительное. Белое, вытянутое и костлявое лицо короля Олафа – проклятого богами и людьми. И когда до подножия трона осталось несколько шагов, тогда только Воин остановился, и под сводами дворца рыком молодого и сильного зверя разлетелся железный голос:
– Здорово, дядюшка! Не признал родную кровь, что ли? Долгие века пролетели словно мгновения, и лишь тогда с вершины трона раздался сухой, словно костлявый смешок.
– А-а, принц Гуго! Пришёл сменить меня на троне? Надо же – лучшего короля у моей страны никогда не было – и вовеки не будет. Сын Света и Хаоса, рождённый от мезальянса королевой Изольдой и моим младшим братом, принцем ван Дер… Ласточкой слетел с плеча меч, красно-стальным прозрачным полукругом с лёгким хрустом коснулся короля – и увенчанная железной короной голова улетела куда-то за трон. И не успело брызнувшее кровью тело дёрнуться и осесть на потёртые до блеска подлокотники, как клинок опустился, преданным псом замерев у ног хозяина. А Гуго, чувствуя в сердце только одну тоску, обвёл залу усталым взглядом.
– Я ведь предупреждал – не произносить при мне этого имени… С лёгким шорохом и радужными переливами у трона прямо из воздуха соткалась чуть растрёпанная, но от того не менее прекрасная Фиона в своём неизменно зелёном костюме. Подбоченившись, она осмотрелась. Покачав неодобрительно головой, наклонилась и хозяйственно подобрала у подножия железную корону с зубцами. Вытерла от крови краешком алой, подбитой горностаями королевской мантии, повертела в руках.
– И что теперь, Гуго? – от группы застывших в ужасе и оцепенении людей шагнул высокий молодой человек с властным, так похожим одновременно на короля и Патрисию лицом – наследный принц. Пожав плечами, Гуго покосился на бледных Патрисию и Сабрину, с огромными глазами стоящих у его левого плеча.