В Великобритании в годы войны фунты стерлингов сохраняли базовое значение для потребительского рынка (цены на продукты выросли всего на 20 %). А в России военное поколение про деньги даже не вспоминает. Зато в каждой семье жива память о кошмарном страхе потерять хлебные карточки. Они и были настоящей валютой с твердым курсом, обеспеченным драгоценным эквивалентом. А рубли — что рубли? Бумага. В несравненно большей степени, чем зеленые империалистические доллары.
Мастера отечественной агиографии не склонны углубляться в эту тему. Зато любят как бы между делом сообщить, что Сталин после войны отменил карточки раньше англичан. Это правда. Только в СССР по карточкам выдавали хлеб с соломой, а в Англии — шоколад, сливочное масло, сыр, яйца и ветчину. Продажа и потребление рыбы или, например, конины за все годы войны вообще никак не ограничивались. Утрата карточек наказывалась штрафом в один шиллинг, после чего заявителю выдавались новые[63].
Точности ради: после войны на два года (1946–1948) было введено рационирование и хлебной продукции, но это уже заслуга верных социалистическим идеалам лейбористов, которые победили на выборах в 1945 г. В 1951 г. Черчилль вернулся в кресло премьера, и остатки карточной системы исчезли к 1954 г. В отличие от русских большевиков британские социалисты не смогли уничтожить «фальшивую буржуазную процедуру выборов», и избиратель с помощью бюллетеней быстро исправил взятый ими экономический курс. Как до того он исправил курс Черчилля — и тот, овеянный пороховым дымом победы и весьма популярный среди британских силовиков, подчинился и ушел в отставку. Чем несказанно удивил Сталина, которому такой стиль действий был чужд и непонятен. Советская власть предусмотрительно лишила избирателя возможности выбрасывать подобные фортели. Его дело было всенародно поддерживать и одобрять.
Обо всем этом (коль скоро речь зашла о карточках) штатные пропагандисты нам рассказать забывают. Как и о том, что военное рационирование в Британии распространялось в равной мере на всех, вплоть до членов королевской фамилии. Первая леди США Элеонор Рузвельт, гостившая в Букингемском дворце в 1942 г., оставила описание пищевых ограничений в обеденном меню и даже в горячей воде для ванной. Возможно (и почти наверняка!), в этом есть демонстративная составляющая, но ведь работа королевского семейства, помимо всего прочего, и состоит в том, чтобы демонстративно задавать нормы поведения. Никто не мешал представителям народной власти в смертельно голодающем Ленинграде демонстративно отказаться от поглощения ромовых баб и бутербродов с икрой, однако это почему-то не пришло им в голову.
Базовое различие между рыночной и плановой (точнее, мобилизационной) экономикой в том, что советская модель и в мирное время заточена на производство продукции, не имеющей рыночного спроса. Разговоры про советскую торговлю оружием — з аурядное вранье. Сначала какой-нибудь Сирии или Вьетнаму выдавался условный кредит на 10–15 млрд долларов, потом на эти кредитные деньги ей как бы «продавались» танки и самолеты, а в конце истории кредит списывался как безнадежный. Чудо что за бизнес. Но он очень нравился вертикальным вождям, потому что дарил им иллюзию глобальной значимости. Что же касается граждан СССР, то для них такая экономика оборачивалась деревянным рублем, систематической недоплатой за труд и товарным дефицитом.
Разрыв между советскими очевидностями и экономической реальностью разителен. Буржуазия, повторим, богатеет не потому, что отбирает деньги у трудящихся, а потому, что организует производство новой продукции, вместе с которой появляются новые деньги. Трудящимся она скорее полезна, чем вредна. Чтобы прикрыть этот и другие противоречащие интересам марксистской идеократии элементарные факты, приходится постоянно наращивать пропагандистские децибелы и тратить массу ресурсов на содержание репрессивного аппарата. Правоверные материалисты-ленинцы, похоже, и вправду верят, что «Майкрософт» или «Эппл», капитализация которых сопоставима с бюджетом (а теперь уже и с ВВП) Российской Федерации, свои капиталы сколотили за счет неправедной эксплуатации трудящихся Сомали или Буркина Фасо. Хотя на самом деле все проще: пока не было этих компьютерных гигантов, не было и произведенных ими капиталов. Равно как и созданных ими рабочих мест. Следовательно, в американский бюджет не поступали дополнительные миллиарды в виде налогов. А теперь поступают. Только и всего.
Похоже, для последователей Ленина — Сталина эта мысль сложновата. Им бы задуматься над другой, попроще: почему «Гугл», «Эппл», «Майкрософт», равно как и весь Интернет с биткоином и прочие невероятно выгодные «пузыри» постиндустриальной эпохи, родились и окрепли не в общенародных идеокра-тических вертикалях типа СССР, Ирана, маоистского Китая, Кубы или Анголы, а в самой правовой (и, следовательно, конкурентной) экономической среде мира. Как в свое время индустриальная эпоха зародилась не где-нибудь, а в либеральной и буржуазной Британии. Несправедливо, правда?
Или другой нехитрый вопрос: почему советский инженер получал 200 неконвертируемых деревянных рублей примерно за ту же работу, за которую его заокеанскому коллеге платили 2 тыс. полновесных долларов? Не потому ли, что в США частные и государственные корпорации были вынуждены вести меж собой борьбу за квалифицированные кадры, а в СССР позиция эксклюзивного работодателя принадлежала номенклатуре, которая со сталинских времен строго следила, как бы на рынке труда не появилась конкуренция, вынуждающая заплатить работнику лишнее. Это патриоты и называют советским порядком: дали тебе кормовых денег в аванс — и трудись на вертикального хозяина две недели до получки. Поскольку далеко не убежишь, переплачивать никто не собирается.
Вместо того чтобы задуматься об этих простых (и, скажем прямо, обидных) вещах, ревнители славного прошлого в лице А.П. Паршева предлагают гораздо более приятное занятие. Исходя из своего
«В зарплате западного рабочего скрыт нетрудовой доход» (за счет косвенной эксплуатации пролетариата третьего мира)[64].
Или еще лучше:
«Китай, это уже очевидно, победил Запад в экономическом соревновании. Мало того, что его ВВП догнал американский, — это настоящий ВВП, не дутый сферой услуг»[65].
Сказано немного смело, учитывая, что в пересчете на душу населения американский ВВП в четыре-пять раз выше и к тому же Китай прочно подсел на американскую
Зато, пишет наблюдательный Паршев, «с 70-х годов даже уровень жизни в США постоянно снижается. Это не очень заметно из-за падения цен на сырье, но поднял я тут как-то прейскуранты пятнадцатилетней давности на некоторые виды бытовой техники — если модель выпускается и сейчас, то она в долларах вдвое дороже»[66]. Тоже типичное явление нашей духовной жизни. Десятки тысяч западных кретинов с дипломами экономистов, юристов, математиков и брокеров впустую гоняют с компьютера на компьютер горы информации, защищают диссертации, получают нобелевские премии. А тут пришел наш народный пограничник, поднял прейскуранты пятнадцатилетней давности и сразу установил, что уровень жизни в США постоянно снижается с 70-х годов. Что не очень заметно из-за падения цен на сырье…
За подобными текстами всегда кроется мучительная загадка: то ли автор не совсем адекватен, то ли держит читателя за пеликана. Ответ, в соответствии с канонами марксизма-ленинизма, диалектичен: и то и то! Такова специфика советской «очевидности». Жертва ментального аборта, выполненного совком, органично мерит других по себе.
Коммунистическая партия не жалела сил и слов, убеждая советских людей, что отстаивает их коренные интересы и что благодаря ей мы впереди планеты всей. Многие, как видим, восприняли это всерьез. Но как увязать эти речи с практическим выбором в пользу деревянного рубля вместо нормальной конвертируемой валюты? Ведь налицо явное ограничение прав и возможностей получателя зарплаты, то есть трудящегося. При этом судьбоносный шаг был повторен дважды — в 1918–1921 и в 1926–1929 гг. То есть он неслучаен. Оба раза выбор сопровождался террором, экономической катастрофой, голодом и миллионными демографическими потерями (для народа). Оба раза он вел к сужению потребительского рынка и к товарному дефициту (для народа). К устранению конкуренции работодателей на рынке труда и свободного выбора места трудоприложения (для народа). К выдаче заработной платы ущербными дензнаками с систематической скрытой недоплатой (для народа). И, наконец, к конфискационным денежным реформам, из-за которых рублевые накопления (на руках у народа) периодически обращались в труху.
Зато для вертикального эксплуататора этот выбор означал практически бесплатный труд и возможность неограниченно распоряжаться ресурсами огромной страны. В том числе людскими — в виде бесплатных рекрутов или прикрепленных к земле колхозников. В их же общенародных интересах, само собой. Опыт показал, что замазать бездну между возвышенной теорией и губительной практикой совсем не сложно. Главное — установить железный контроль над информационной сферой и поставить на поток эмиссию победных очевидностей. И все будет прекрасно — по крайней мере, для вертикальной номенклатуры. Тому порукой прежний опыт сталинского СССР и современный опыт КНДР. Ну, а оказавшееся в светлом социалистическом будущем население перебьется как-нибудь. Куда ему деться.
Самым трагичным проявлением разрыва между победной риторикой и хозяйственной действительностью был массовый голод. Который, понятно, тоже отрицался и отрицается хранителями идеократического культа. Простец и хитрован Никита Хрущев, искренне веровавший в Ленина и идеалы коммунизма (хотя не без необходимой для людей его круга доли палачества), в первых главах своих воспоминаний с непониманием и досадой пишет о том, что наблюдал у себя в Донбассе. Сначала о временах продразверстки и первой советской войны с деньгами (доброго и умного Ильича, естественно, не упоминая):