Если пролетариат слегка поголодает и немножко поумирает, это ему лишь на пользу. Злее будет! Слава Богу, при проклятом царском режиме трудящихся народилось пруд пруди и стоят они недорого. Если честно — для него вообще ничего не стоят: расходный материал в борьбе за светлое будущее. Зато потом — он уверен и энергично делится этой уверенностью с товарищами — все будет хорошо и даже отлично. Ведь эксплуататорских и паразитирующих классов не останется! Простая мысль, что их место по необходимости займет новая партийная бюрократия (более многочисленная, зато менее эффективная), в эту удивительно устроенную черепную коробку даже не постучалась.

Хотя, кажется, куда как понятно: если деньги перестают быть хозяйственной средой для обмена произведенных товаров, кто возьмет на себя функции оценки и распределения? Как кто?! Народ возьмет! В лице его лучших представителей. Если буржуазия лишена возможности закупить товар в одном месте и доставить для продажи в другое (ради извлечения прибыли), кто вместо этого паразитирующего класса займется логистикой, разверсткой и доставкой? Опять же народ. В лице Абырвалга, Главтреста, Нарокомпрода и прочих растущих как на дрожжах ведомств. Если свободному рынку не дозволено регулировать отношения спроса и предложения, эта функция естественно переходит в руки партийных функционеров — и было бы крайне странно ожидать, что они будут ими распоряжаться в интересах какого-то там «населения».

Для этого необходимо всерьез поверить, что функционеры являют собой людей особого рода, альтруистов, обуреваемых жаждой служения обществу. Собственно, именно эту декорацию большевики и взялись городить сразу наутро после 25 октября 1917 г. И городили вплоть до конца 80-х годов. Что сопровождалось циклом кровавых операций по пересадке народу правильных очей. Ведь гораздо естественнее предположить, что монопольный контроль любой социальной группы над средствами производства и распределения будет использован не для принесения себя в жертву, а для укрепления и расширения групповой монополии. В конкретном случае с большевиками — для усиления Красной армии, ЧК, агитпропа и диктатуры (пролетариата) в благородных целях приближения мировой революции. Иными словами, зомбирование трудящихся с самого начала было неотъемлемым элементом большевистского Проекта.

Сказанное недвусмысленно подтверждалось эмпирической практикой. Однако революционная вера и выстроенная на ней «очевидность» сильнее эмпирики! По крайней мере, на короткой дистанции в три поколения.

А тут еще гражданская война. Ее Ленин тоже ничуть не боится, считает нормальным делом («социализм не может наступить иначе, как через гражданскую войну») и с легкой душой начинает 8 мая 1918 г. В это время он формулирует (но не публикует, оставляя для внутреннего пользования) Декрет о продовольственной диктатуре, который трудно понять иначе, как объявление гражданской войны. В рамках партийных манипуляций с историческими очами основные положения Декрета были опубликованы Сталиным только в 1931 г., когда он разворачивал собственную (уже вторую) войну за хлеб и нуждался в идеологическом обосновании.

Итак, 8 мая 1918 г. Ленин требует:

Идея войны за хлеб функционально связана с идеей уничтожения денег. Вождь решительно настаивает на абсолютной централизации, абсолютной монополии и фиксированной заготовительной цене. Тем временем с первой революционной зимы, когда он убеждал крестьян продавать хлеб по «справедливой цене» в 6 руб. за пуд, к началу лета рыночная цена в городах поднялась до 150–200 руб. Но виновато, конечно, не советское правительство, оседлавшее печатный станок, а спекулянты и мешочники. Под водопадом постоянно дешевеющих дензнаков сдавать плоды своего труда в 30 раз дешевле рынка (с тем чтобы после сделки остаться на руках с бумажками, которые через месяц обесценятся вдвое) будет только клинический идиот. Или сознательный коммунистический трудящийся — каким он мыслится вождю пролетарской революции. Клинических идиотов в России не так уж много — в связи с чем Ленину приходится делать еще один шаг вниз по лестнице озверения.

В «Тезисах по “текущему” моменту» (написаны 26 мая 1918 г., впервые опубликованы опять же Сталиным в 1931 г.) военные задачи применительно к внутренней политике выглядят уже как норма:

Недвусмысленно намечена программа новой мобилизации и омоложения армии для ее использования (на ⁹/₁₀!) на прежде неведомом поприще: выбивать зерно из собственного населения и территорий. Других серьезных угроз (в том числе извне) в мае 1918-го он еще не наблюдает, потому так легко и бросает армию на войну с крестьянами. «Поход за хлебом»! Пройдет совсем немного времени, и советские школьники (которые, конечно, по своей воле рыться в ленинских текстах не станут) узнают от старших товарищей, что гражданскую войну в послереволюционной России развязали эксплуататорские классы и империалистические агрессоры. Не Ильич же, который всей душой был за народ!

Начав с диковатой теоретической задачи уничтожить денежный оборот и вернуться к первобытному натуральному обмену («переход от капиталистического товарообмена к социалистическому продуктообмену» — почему-то это представляется Ленину шагом вперед), марксисты закономерно переходят к систематизированному насилию как основе нового коммунистического хозяйства. С тем чтобы, погубив миллионы соотечественников, через три года все-таки вернуться к признанию денег. Собрав на возвратном пути на голову населения все шишки, которые только может собрать дорвавшееся до власти победоносное невежество.

Почему бы им чуть раньше не задуматься о том, как в рамках безденежного социалистического продуктообмена будут улаживать экономические отношения, скажем, водитель трамвая, производитель гвоздей и автор учебника по арифметике для четвертого класса? Сколько килограммов гвоздей следует выдать автору учебника и сколько раз водитель трамвая должен его (вместе с гвоздями) бесплатно прокатить? Может, все-таки лучше позволить им взаимодействовать в денежной среде, как это уже 25 веков делает все человечество, за вычетом племен, задержавшихся в счастливом состоянии первобытной коммуны?

Нет, у Ленина принципиально иной взгляд. Он вычитал у Маркса, что будущее человечества в возврате к коммунизму. На новом витке. Не к первобытному, а к передовому, где вожди на месте набедренных повязок и ожерелий из акульих зубов носят штаны и галстуки. Но в главном вопросе экономики он солидарен с первобытными предшественниками: собственности, деньгам и частному праву у нас не место! Деньги ежедневно и ежечасно воспроизводят класс буржуазии и оставляют в его руках экономическую — а вслед за ней и политическую — власть. Уж чем-чем, но властью он делиться не намерен ни при каких обстоятельствах.

В результате воплощения этих теоретических постулатов страна быстро проходит предсказуемый путь от дореволюционной инфляции, которую он так убедительно разоблачал в сентябре 1917 г. (когда шел к власти), к революционной гиперинфляции 1918 г. (когда он власть уже получил). А отсюда уже прямой путь к коммунизму — военному, потому что иных не бывает. То есть к безденежным методам общения чекистских экспроприаторов с крестьянами на основе натурального продуктообмена хлеба на жизнь. С использованием характерных ордынских приемов — от требований за свой счет привозить зерно в «места ссыпки» (места сбора дани) и до прямого террора, сопряженного с коллективными расстрелами.

В более цивилизованных сообществах, развращенных понятиями права и частной собственности (и в силу этого далеко ушедших от всех форм коммунизма — как первобытного, так и современного), такой обмен зовется грабежом. Отчетливым признаком социокультурной деградации является и «самоочевидный» откат от индивидуальной ответственности к солидарной (коллективной), которая в Средние века называлась круговой порукой и использовалась азиатскими сборщиками дани для быстрого и эффективного наказания общин за недоимку. Индивидуальная ответственность подразумевает индивидуальное право, индивидуальные претензии, индивидуальное судебное разбирательство и пр. Большевистская практика строится на противоположных началах: вина априори возлагается на социальные группы, которые приговариваются к уничтожению «судом истории», «судом народа», «именем революции» и т. п.: буржуазия, кулаки, враги народа…

Террор позволяет устранить организованное сопротивление. Но он не решает экономических проблем — в первую очередь проблемы голода. Что остается делать вождю в штанах и в галстуке? Купить продукты крестьянского труда он не может, денег нет. По крайней мере, настоящих. Сам же истребил денежную среду с благой целью добить буржуазию. То, что советская власть напечатала взамен, деньгами назвать трудно. Остается уповать на боевые действия вздыбленных масс — точнее, их партийного авангарда — против производителей хлеба. На тотальную экспроприацию. Это работает, пока есть что экспроприировать. То есть сегодня в отношении хлеба, произведенного вчера. А завтра?

Начинается то, что в агиографическом эпосе получило название «битва за урожай». Только не в аллегорическом, а в самом прямом смысле: война с крестьянами с целью изъять продукты их труда. В ленинской картине мира доминируют две первобытные ценности: абсолютная монополия и абсолютная централизация. В сущности, они сводятся к одной: абсолютное господство. Эта удивительная голова на уровне очевидности убеждена, что лучше всех знает, как устроен мир. И, главное, как он должен быть устроен. Поэтому щедро раздает невыполнимые обещания, жестоко карает за их невыполнение и громит любого, кто предлагает альтернативные подходы.

Например, истребляет (пока морально) профессора В. Г. Громана, марксиста-меньшевика, который предлагает поднять закупочные цены, чтобы мотивировать село к продаже хлеба. С точки зрения Ленина, это не только глупость, но и подлость. Во-первых, разовым повышением цен кулак не удовлетворится и потребует повышать еще и еще. Это верно: под ливнем дешевеющих дензнаков ожидать другого поведения от продавца было бы странно. Осталось выяснить, кто же открыл финансовые шлюзы в стране Советов — ужели лазутчики капитализма? Во-вторых, покупая хлеб у сельской буржуазии, рабоче-крестьянская власть укрепляет ее финансовое могущество, собственными руками подкармливая классового врага. Каждому, кроме подкупленных «за малую толику» агентов капитала, очевидно, что буржуазию надо добивать сейчас или никогда! Репрессиями и систематизированным террором вышибая из нее хлебные излишки для продолжения революции.

Философский вопрос о том, чего ради мужики, из которых революционные баскаки только что выколотили «излишки», будут на следующий год удобрять почву, проводить сев, расширять запашку, в когнитивный аппарат вождя не наведывается. Главное, уничтожить буржуазию и насильственно (NB: непременно насильственно!) внедрить коллективизм. После чего обязательно наступает пролетарское счастье. В наброске программы для VII съезда РКП(б) он так и пишет: