– Слушаю. И говори быстрее, пока моя соседка не вернулась из супермаркета. Она наверняка не обрадуется чужаку в нашем номере.

Я опустил голову, прикрыл глаза и посчитал до десяти про себя. Этот способ посоветовал мне спасенный друг, Томас Матисон, тот еще знаток женских душ… И действительно, с цифрой десять вернулось самообладание.

– Лена, мы как-то поднимали тему Нью-Йорка. Я говорил о бизнесе там… Так вот, моя работа частного детектива весьма специфична, и иногда она требует от меня максимальной сосредоточенности, бросить все и лететь, понимаешь? Потому что на кону стоят жизни клиентов. Так случилось, что именно в день вскрытия конверта мне позвонил Томас Матисон – один из нанимателей и по совместительству давний друг. На его жизнь было совершено покушение. Я не лгу, и если захочешь, когда ты с ним познакомишься, я попрошу его показать тебе шрам от пули. Чтобы ты действительно удостоверилась, что я не сочиняю небылицы ради оправдания перед тобой.

Я смотрел на Лену и не мог разобраться, верит ли она мне, понимает ли всю важность того, что пытаюсь ей донести? Принимает ли этот аспект моей жизни или считает, что я, как мальчишка, обязан был позабыть обо всем, когда на кону наши с ней отношения? Она молчала, но и не гнала меня. Решив для себя, что это тоже хороший признак, продолжил говорить:

– Дитрих улетел со мной в тот же день, несмотря на то, что Кристина его бросила. Ты, может быть, и не помнишь ту девушку…

– Я помню, – перебила Лена, махнув рукой. – Что там с твоим другом?

– С Матисоном? Он жив и здоров. Больше того, Дитриху удалось снять с него все лже-обвинения, хотя несколько адвокатов с мировым именем поставили на этом деле крест. Он весьма крупно вляпался в те махинации, которые проворачивала его партнер по бизнесу. Если захочешь, однажды я расскажу тебе эту историю подробнее.

Она молча дернула одним плечиком, выражая деланное безразличие.

– Лена, я искал тебя. Хотя и понимал, что ты сделала все, чтобы не нашел. И будь я немного менее эгоистичным типом, наверное, отпустил бы. Без меня ты прекрасно живешь, занимаешься любимым делом… Но я такой, какой есть. И не могу отступить, не попытавшись все исправить.

Поднявшись, я снял очки и полез в карман, но не нашел платка, всегда лежащего там, и поэтому одел их обратно. В последнее время из-за всей этой суеты, стал непростительно рассеянным.

– Как же мне этого не хватало, – вдруг шепнула Лена, все еще сидя на своем стуле и наблюдая, как я подхожу ближе и опускаюсь перед ней на колени. Потому что я чертов педантичный мудак, и как бы я не поступил в тот момент правильно, ее я предал.. – Знаешь, у нас администратор в очках… И эти вечно заляпанные стеклышки… Каждый раз, глядя на него, я думала о тебе. Снова и снова. Вспоминала этот твой жест… Клаус?

– Да? – я, как полный идиот, стоял перед ней, глядя в глаза и обнимая ее за самые прекрасные в мире ноги, которые, черт возьми, прямо сейчас хотелось закинуть себе на плечи....

– Как хорошо, что ты такой…

– В очках?

– Эгоист. – Она склонилась ко мне, уничтожая разделявшие наши лица сантиметры. Я чувствовал ее дыхание и видел ожидание моих действий в ее глазах.. – Ты приехал за мной. Нашел, как обещал…

– А ты сомневалась? – отложив очки на стоящий рядом стол, чтобы не мешали, я обхватил ее лицо руками и, прежде чем впиться в ее губы поцелуем, шепнул: – Родная моя…

Мы горели, исследуя руками друг друга. Я касался ее всюду, гладил, прижимал к себе и… чувствовал, как отступает липкий страх. Страх потерять любимую женщину. Ведь привязать ее к себе насильно я не мог, а потому оставалось только надеяться, что она поймет, простит и примет все, как есть… И она оправдала самые смелые мои надежды, как всегда.

Уже стащив с нее майку и узкие шортики, я скользнул губами по шелковистой коже от подбородка к ключице, прокладывая цепочку поцелуев и предвкушая, как коснусь языком острого торчащего вверх соска, потом спущусь ниже и все же раздвину эти ножки, закинув их себе на плечи… И тут откуда-то сзади, с задворков моего сознания, раздалось деликатное покашливание.

– Ни хрена ж себе, одинокая и несчастная.

Я обернулся, загораживая собой практически голую ойкнувшую Лену и, прищурившись, попытался разглядеть вошедшую девушку.