– Дело не в том. Ну и в этом тоже, наверное, но не только. Я просто… – я зажмуриваюсь изо всех сил, объятая растерянностью и нерешительностью. Я понятия не имею, что делаю. Мои слова звучат сбивчиво и путано. – Я не могу.

Я жду его ответа, оцепенев от тревоги, но он ничего не говорит.

Поначалу.

Кэл подходит ко мне сзади, кладет руки на столешницу рядом с моими, не давая мне отстраниться. Его дыхание щекочет мне ухо.

– Я знаю, что ты ко мне неравнодушна. Так что не буду делать вид, что понимаю твою мотивацию. – Его грудь прижимается к моей спине, накрывает меня целиком. – Но я сделаю так, как ты скажешь. Если ты действительно этого хочешь.

Я могу лишь кивнуть. Не знаю, с чем именно я соглашаюсь. Но если я открою рот, то наверняка наговорю лишнего. То, чего говорить нельзя. Скажу ему, что я жажду его поцелуев, его любви. Хочу, чтобы любовь вонзила в меня зубы, пережевала и выплюнула.

Оно будет того стоить.

Лишь бы вкусить его мимолетной близости.

Я даже не знаю, сможет ли Кэл меня полюбить. Может быть, ему нужна лишь мимолетная интрижка после двух лет воздержания. Секс и ничего больше. Но я знаю свое сердце – оно неизбежно полюбит Кэла, как уже полюбило однажды. Тогда я верила, что Эмма – мои звезды, а Кэл – моя луна.

Я любила их обоих.

Моих товарищей по приключениям.

Но есть граница между приключением и катастрофой, и я боюсь ее перешагнуть.

– Спасибо за маффины, – говорю я тихо, трусливо. Его ладони лежат рядом с моими; большие пальцы касаются моих мизинцев. – Нам пора на работу.

Кэл невнятно ворчит, а затем касается лбом моего затылка и отстраняется.

– Хорошо.

Он больше не смотрит мне в глаза. Молчит, когда я впускаю в дом собак и рассказываю, как взяла их из «Вечной молодости».

– Нашел на парковке, – коротко отвечает он, когда я спрашиваю про Стрекозу.

Я не могу понять, сердит ли он, раздосадован, или и то и другое. Или просто ведет себя, как вел два месяца назад, потому что так безопасней. Не могу его за это винить. Я не хотела вводить его в заблуждение – просто я сама блуждаю в потемках.

И не знаю, что с этим делать.

В конце концов, мы выходим из дома около восьми тридцати. Я сажусь в машину, Кэл – на мотоцикл, и рокот его мотора отзывается во мне дрожью, совсем как те слова на кухне: