Меня разобрало искушение.
— А Троицкий здешний, Евдокия Ивановна?
— Я ще его дида помню.
— И дед был ученый?
— Дид у него поп был. По старому времени — большой человек.
— Значит, наш директор из священников?
— Попович…
— А про него что люди говорят?
— Политычна людына, кажуть.
Я рассмеялся.
— Как же это по-русски будет?
— А на российском говорят: палец в рот не клади.
— Спасибо, Евдокия Ивановна, — сказал я, отодвигая пустую тарелку…
Путь к Ступакам был из моих постоянных, освоенных маршрутов. На половине пути я встретил автобус. Он появился в дальнем конце улицы, и я сразу узнал его по трем разноцветным огонькам — красному, зеленому и фиолетовому. Это был рейсовый автобус, длинный, с зеркальными окнами, за которыми дремали в мягких креслах незнакомые, не подозревающие о моем существовании люди. Я проводил взглядом этого «летучего голландца», пришельца из иного мира, и на мгновение позавидовал его пассажирам.
Светлану я застал одну.
— Андрей кружок ведет. Наверно, вот-вот будет. Давно уже ушел.
— А сын?
— Вовка с бабушкой у тетки.
Она развела руками, будто извиняясь за то, что мне будет скучно с ней. Но я думал иначе, хотя и не знал, как повести себя. Мы никогда еще не оставались наедине. Я сел, как всегда сидел у них, поставив стул спинкой вперед и обхватив спинку руками, и произнес нарочито бодрым тоном:
— Ну как, изживаете ошибки?