Дорогой, незабвенный солдат связист Федор Солодов. Широкая русская натура, доброе и мужественное сердце. Во время зимних боев севернее города Тим, не дописав письмо матери, отправился на задание — устранять порыв линии связи. Он шел, а вокруг рвались снаряды. Его оглушило, взрывная волна бросила в снег. Встал боец и, пошатываясь, двинулся дальше. Новый взрыв. Закружилась земля. На спине и в валенках почувствовал кровь. Силы покидали Солодова, но он упрямо полз, искал. И нашел, стянул концы проводов зубами. Связь ожила. Когда на линию пришли товарищи Солодова, он уже был мертв, тело его успело закоченеть на морозе. В зубы намертво впаялись концы провода…

А жизнь Чолпонбая Тулебердиева оборвалась летом сорок второго. Оборвалась, как песня на полуслове. Чолпонбай — сын в прошлом маленького, забитого нуждой и неграмотностью киргизского народа. Советская власть дала ему крылья, вдохнула в его сердце мужество и любовь к советской земле, которую он отважно защищал вместе с русским Федором Солодовым. Тулебердиев стал легендой. На плацдарме, захваченном у фашистов на правом берегу Дона, он поджег связкой гранат вражеский танк. Окрыленный успехом, пошел на амбразуру дзота, изрыгавшего огонь, и закрыл ее своим телом. Золотая Звезда увенчала подвиг героя посмертно, а сам подвиг пережил все послевоенные годы…

Мурадян повернул назад, к санаторию. Теперь в мыслях-воспоминаниях сопровождал его таджик Мирзо Бобаджанов — пулеметчик, комсорг батальона, герой трех плацдармов. 28 марта 1945 года, после боев на Одере, Мирзо в уличном бою был ранен фаустпатроном в обе ноги. В тяжелом состоянии комсорга увезли в медсанбат. В полк Мирзо не вернулся. Прошел слух, что он скончался в госпитале. «Дорогой Мирзо, — думал Мурадян, — в сорок четвертом на Сандомирском плацдарме я вручал тебе кандидатскую карточку. Уже недалеко было до Победы. Не дошел… Как и Федор Солодов, Чолпонбай Тулебердиев, как и многие, многие другие бойцы…»

В дверях столовой Мурадян встретил бывшего однополчанина Ивана Афанасьевича Зеленкова. Тот уже пообедал и шел отдыхать.

— Приятного аппетита, Виктор Асланович!

— Благодарю. Что так рано обедаешь?

— Тороплюсь на первый черпак, — пошутил Зеленков. — Да, ты знаешь, кого я сейчас видел?

— Кого же?

— Никогда не подумаешь… Нашего Мирзо!

Мурадян в растерянности глядел на приятеля. Изменившимся голосом спросил:

— Ты шутишь? Какой Мирзо? Погиб наш Мирзо.

— А вот и не погиб. Пойдем, представлю. Он там с женой обедает. Сегодня приехал.

— Ну так чего мы стоим?! Пойдем же быстрей…

Они подошли к столику, за которым сидели мужчина и женщина. На мужчине был коричневый костюм, белая рубашка, галстук однотонный, цвета густого чая. На груди четыре ряда орденских планок. Темные волосы, чуть тронутые сединой, зачесаны назад. Лицо строгое и спокойное. «Он!» — веря и не веря тому, что видел, подумал Мурадян.

— Мирзо! Здравствуй…

Мужчина встал из-за стола, вежливо ответил:

— Здравствуйте.

— Не узнаешь? — Мурадян потряс его за плечи, обнял.

— Лицо знакомое… — неуверенно проговорил Мирзо. — Очень знакомое. Сейчас, сейчас…

— Кто у вас в дивизии был заместителем начальника политотдела? — стал подсказывать Виктор Асланович. — Кто тебе вручал кандидатскую карточку в июле сорок четвертого? Ну, вспомнил?