Брат Шпингалета резко развернулся и погрозил кулаком:
— А ну молчать, всем молчать, кому сказано, не то сшибу вас лбами — и будут шишки с дыню, понятно?
— Сограждане! — вскричал мэр Моуз. — Сограждане… послушайте, сегодня Рождество… послушайте…
Мистер Маршалл, вскочив на стул, бил в ладоши и топал ногами, пока не восстановил некое подобие порядка. Замечу: позднее стало известно, что не кто иной, как Руфус Макферсон, заплатил мистеру Р. К. Джадкинсу, чтобы тот поднял бучу. Одним словом, когда вспышка негодования улеглась, розовый листок оказался… у кого бы вы думали? У меня. А как это произошло — лучше не спрашивайте.
Не подумав, я выкрикнул:
— Семьдесят семь долларов тридцать пять центов.
В этой сумятице я, конечно, не сразу осознал смысл этой записи: ну, цифры и цифры. Брат Шпингалета с воплем рванулся вперед, и до меня дошло. Над толпой зашелестело имя победителя: уважительные, благоговейные шепотки ревели не хуже лавины.
На Шпингалета жалко было смотреть. Мальчишка плакал, как смертельно раненный, но после того, как Хаммурапи подхватил его на руки и усадил себе на плечи, чтобы толпа увидела победителя, Шпингалет утер слезы рукавом и расцвел улыбкой. Мистер Джадкинс заголосил: «Мошенник! Подлый мошенник!» — но вопли его утонули в оглушительном громе аплодисментов.
Мидди схватила меня за руку.
— Зубки мои, — пискнула она. — Теперь у меня зубки будут.
— Зубки? — Это сбило меня с толку.
— Вставные, — ответила Мидди. — Вот на что деньги пойдут — на распрекрасные, белоснежные вставные зубки!
Но моим умом владела лишь одна мысль: как он узнал?
— А ну-ка, — решился я, — скажи мне, как, во имя Господа, он угадал, что туда поместилось именно семьдесят семь долларов и тридцать пять центов?
И тут она парализовала меня
— Вот так раз, я думала, он тебе признался, — без улыбки ответила Мидди. — Он сосчитал.
— Ну, допустим, а как… каким образом он это сделал?
— Фу ты! Не знаешь, что ли, как люди считают?
— И это все?
— Ну-у, — задумчиво протянула она, — еще он немного помолился.