Книги

Дом Живых. Арка вторая: Башни в небесах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мне это кажется пошлым. Но пара бокалов вина примирят меня с даже с таким интерьером.

— Вино сейчас подадут. Это старый имперский стиль, Полчек. В этом зале выступала сама Мья Алепу, и тогда он выглядел точно так же, как сейчас. Несколько режет глаз, согласен, но традиции важнее. Я владелец этого заведения, но, если попробую тут что-то изменить, зрители мне не простят.

— Заложник толпы?

— В определённых пределах. Например, из-за этого я вынужден приглашать всякие сомнительные, но модные коллективы, вроде твоего. Зрители «Коллизиума» хотят видеть то, о чём все говорят, но не хотят менять привычки. Поэтому иногда я приношу уличный балаган в эти древние стены и бросаю его к ногам пресыщенной публики: «Смотрите, вот оно, то самое, о чём судачит толпа. Смотрите и ужасайтесь!» После этого можно с облегчением вернуться к классическому репертуару.

— И как, ужасаются?

— По крайней мере, делают вид. Положение обязывает. Я-то знаю, что многие из них, переодевшись в платье попроще, посещают балаганы Нижнего Архаизма, где не надо изображать хороший вкус, а можно хохотать над пошлыми шутками и любоваться на полуодетых дамочек.

— Эти заведения тоже принадлежат тебе?

— Разумеется. Ты удивишься, но они приносят больше денег, чем этот золочёный имперский сундук. Билет там дешёвые, зато желающих их купить намного больше, а накладные расходы куда меньше.

— Ты всегда был практичен. О, начинают!

Занавес из серебряной вышитой ткани поднялся, открывая небольшую сцену. Несмотря на престижность зала, он невелик — билеты сюда по карману настолько немногим, что даже атриум в Скорлупе вмещал больше зрителей. Зато каждый из них числит себя тонким ценителем искусства.

Не сцене стоит в небрежной позе рыжий табакси в золотистом халате.

— Йоу, публика, — обращается он в зал.

Сегодня вы увидите то, что не видели.

Сегодня вы услышите то, что не слышали.

Сегодня мы для вас подготовили,

то, о чём вас не предупреждали родители.

Эти стены просто гнутся от золота,

под вашими кошельками прогибаются кресла.

Пока за стенами погибают от голода,

Те, чья судьба вам неинтересна!