— Наша служба сейчас является неотъемлемой частью Министерства гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций. Мы первыми прибыли на объект, приняли все меры по безопасности близлежащих домов, установили приборы в тех подъездах, которые еще не разрушены. У нас нет уверенности, что они выполнены качественно. Наша главная цель — безопасность людей. Будь на то воля наших руководителей, мы бы отслеживали качество работ на всех стройках.

Не веря тому, что слышу, я направился к группе телевизионщиков, но они уже выключили камеры и закручивали провода.

— Андрей Васильевич, — обратился я к пожарному, — что за ахинею ты придумал? Ребята, не верьте ни одному слову! Все, что сказал сей специалист, полный бред!

Но никто меня не слушал, телевизионщики садились в машину, торопились в свои студии, чтобы донести людям новости. Пожарник тоже побежал к своей машине и с чувством исполненного долга дал команду на посадку своей команды. Мне все-таки удалось поймать его за руку и спросить:

— Зачем ты сделал это?

— А что такого я сделал? Подумаешь, немного добавил от себя.

— Они же сейчас разнесут твои слова по всей стране!

— Вот и хорошо, мне пиар нужен.

— Скотина ты, Андрей!

— Поосторожнее в выражениях. Несмотря на дружбу, могу и обидеться, а тогда…

— Да пошел ты, — махнул я рукой и услышал вслед бранные слова. Отвечать не стал. Для кого-то беда, а для кого-то место и время выставить себя напоказ, и не важно, если для этого другого придется вымазать в грязи.

Уже дома, включив новости, я увидел свой несчастный дом на всех трех главных каналах страны. Причем эта информация о разрушенном подъезде шла первой, перед президентом, перед международными событиями. И конечно, пожарник на всю страну вещал о катастрофе и оставленных им для контроля приборах. От себя корреспонденты добавили о недоброкачественной стройке, нарушении строительной технологии, преступной халатности, а также заявили, что пора руководству страны обратить особое внимание на строителей, поскольку невозможно разрешать творить подобное безобразие.

Если бы не двое погибших, то разговоров об аварии вообще не было бы, не говоря о громкой телевизионной славе. Трое суток по нескольку раз в день крутилась эта «страшилка», а в конце недели, как и положено, во всех итоговых программах, а потом, по затухающей, все реже и реже. Другие беды наполнили экраны.

Однако уже после первого выпуска новостей о нашем доме, у офиса с утра уже толпились десятка два будущих владельцев квартир. Я пытался объяснить, что произошло. Кто-то понял, кто-то требовал возврата денег, кто-то стыдил, тут же были корреспонденты газет, пытавшиеся докопаться до истины, хотя и докапываться было не до чего, ситуация была предельно понятна.

К полудню позвонили из Москвы, сообщив, что дано поручение председателем Государственного комитета по строительству расследовать нарушение технологии строительно-монтажных работ. И, несмотря на мои объяснения, что в данном случае я выступаю как заказчик, а подрядная организация имеет другой юридический статус, меня одергивали:

— Объект ваш, вы и ответите, тем более телевидение уже всю страну об этом известило.

Стройку остановили, искали нарушения. Проверяли все, кому надо и не надо, и все. Санврачи и пожарные нашли столько нарушений, что впору перепроектировать дом, а когда я показал их же согласования на проектах, были поражены и попридержали свои предписания. Но я был уверен: это временная передышка, стоит чуть споткнуться и эта «саранча» опять налетит.

Проверка закончилась. Нарушений в технологии работ не нашли. Никто не извинился. Прощаясь, председатель комиссии заметил:

— Скажи спасибо, что люди добрые тебе попались. Захотели бы, присел бы.

— За что?