Я смогла бы представить, каким окажется жилище Раду, если бы дала себе труд подумать об этом. Наша машина проехала через ворота, построенные из осыпающегося камня, и покатилась по длинной дорожке к стоянке. За ней начинался комплекс надворных построек и возвышался двухэтажный хозяйский дом, окруженный красочными кустами бурно разросшейся бугенвиллеи, гибискуса и жасмина. К сожалению, ни пышная растительность, ни сгустившиеся сумерки не могли скрыть сам дом. Изначально построенный в испанском стиле, для которого характерны простые кирпичные стены, теперь он был покрыт марокканской черепицей, украшен резными колоннами, золочеными куполами и таким количеством кованого железа, какого не встретишь даже в новоорлеанском борделе.

Я высказала бы все это вслух, если бы сама выглядела получше. Все мы оказались порядком потрепаны, за исключением эльфа, который был свеж, словно маргаритка, черт его побери. Разумеется, ему досталось отдельное место, тогда как мне пришлось довольствоваться одной восьмой заднего сиденья рядом с Ольгой. Мы убедили ее не тащить с собой армию, однако не смогли придумать ненасильственный способ, чтобы оставить ее дома. Даже Луи Сезар не смог ничего внушить скорбящей вдове.

Еще с нами был Вонючка. Мне пришлось держать его на коленях из-за нехватки места, но даже при открытом окне от дуэргара разило до такой степени, что Ольга начала понемногу отодвигаться от нас и под конец пути освободила едва ли не дюйм сиденья. Если даже тролли ощущают вонь, исходящую от тебя, то плохо дело.

К тому же вокруг архитектурного шедевра имелись защитные экраны. Пока мы подъезжали, я не меньше трех раз слышала, как они потрескивали, и мысленно радовалась тому, что нас здесь ждали. Несмотря на это, к концу пути волосы все равно у всех стояли дыбом, а Вонючка смахивал на волосатый шар с ногами.

Луи Сезар подошел ко мне и, не успела я запротестовать, подхватил на руки и понес к дому. Он точно так же тащил меня до машины со склада, однако тогда я постоянно теряла сознание и ни на что не обращала внимания. Я хотела сказать вампиру, чтобы он отпустил меня, но передумала, вдруг почувствовав слабость в ногах.

Когда мы подошли к двери, Раду окинул нас удивленным взглядом, но воздержался от комментариев. Он был облачен в нечто, весьма, по его мнению, мрачное — черный бархат с блестящими антрацитовыми бусинами, вспыхивавшими в свете старинного фонаря, который хозяин сжимал в бледной руке. Отсутствие электричества сразу давало понять, насколько серьезно дядя подошел к делу. Никаких простых повседневных защитных заклинаний! У больших мальчиков должно быть самое лучшее. Пусть это и означало возврат во времена свечей и фонарей, зато благостно сказывалось на окружающей обстановке, поскольку больной на всю голову дизайнер Раду пока не сумел пробраться внутрь дома.

При входе нас встретили церковные потолки со старинными балками, которые прекрасно гармонировали с простой лестницей, ведущей на площадку галереи. Я все-таки успела заметить зловещие признаки грядущих перемен. С классического кованого канделябра теперь свисала пара сотен каменных кристаллов.

Мы прошли направо, в большую гостиную с громадным камином, куда запросто можно было кидать молодые деревца целиком. Единственной неуместной нотой в этой старокалифорнийской теме была картина, висевшая над камином, копия с работы Беллини, портрет Мехмеда Второго, султана Оттоманской империи, который прославился своим завоеванием Константинополя и переименованием его в Стамбул. После чего этот герой начал считать себя новым римским императором, поскольку Константинополь был последним владением великой державы, ушедшей в небытие. Мехмед неплохо повоевал в Италии. Он так и не смог взять Вечный город, зато ему досталось немало других приятных сувениров.

Я замерла, разглядывая портрет. Он был прекрасно выполнен. Беллини — это вам не какой-нибудь маляр. Но картина ничего не говорила мне о человеке, который был любовником и политическим патроном Раду. Скорее она кое-что сообщала о самом дядюшке.

«Наверное, в картине имеется какой-то смысл, если он держит ее как напоминание о прошлом. Интересно, что бы сказал Драко, если бы увидел портрет?» — от этой мысли я невольно улыбнулась.

— Не вижу ничего смешного, — натянуто произнес Луи Сезар и уложил меня на диван.

Я уже хотела огрызнуться в ответ, когда вдруг заметила, как он выглядел. Волосы, обычно мягко вьющиеся, теперь стояли нимбом, который тревожно потрескивал, если кто-нибудь подходил слишком близко, а привычно бледное лицо сделалось мертвенно-белым. В уголках лихорадочно блестевших глаз залегли морщинки усталости. Когда Луи Сезар лечил меня, я не заметила, что он и сам ранен в бедро и правое плечо.

Для вампира эти раны не были серьезными, однако, судя по состоянию одежды Луи Сезара, он потерял много крови. Это уже после напряженного, даже по меркам вампира, дня. Причем единственной его трапезой была, скажем так, легкая закуска в «Электрическом дикобразе».