Глава 41

– Это весьма нелегкое чтение, – промолвил Веспасиан, постучав толстым пальцем по лежавшему перед ним на столе пергаментному свитку. – Полагаю, уважаемые, вы знаете, что это такое?

Катон подавил порыв краешком глаза взглянуть на Макрона и кивнул:

– Полагаю, рапорт центуриона Туллия, командир.

– Совершенно верно.

Веспасиан обвел взглядом лагерь Второго легиона. Во всех направлениях тянулись ровные ряды палаток из козьей кожи, а за ними виднелись внушающие уверенность валы лагеря, сооруженного на случай вражеской атаки. Пусть даже с Каратаком и его войском было наконец покончено, Веспасиан был далек от самоуспокоения. Он знал: иные военачальники считают его чересчур осторожным, и мысленно усмехнулся, полагая, что подобный упрек выглядит особенно нелепо после сегодняшнего безумного марша через сердце болот. Но в целом Веспасиан действительно был осмотрительным человеком. Даже осторожным. Особенно когда дело касалось жизней его подчиненных.

Все вокруг было залито серебристым светом полумесяца, с неба, словно холодные бриллианты, подмигивали мерцающие звезды, в то время как здесь, на земле, многочисленные огни костров походили на россыпь живых рубинов. Не далее как сегодня эти люди сразились с противником, а сейчас были вполне довольны и счастливы, подтверждением чему являлись беззаботные разговоры, то и дело перемежающиеся взлетавшими над лагерем взрывами грубого смеха. Веспасиану пришло на ум: это, наверное, и есть мир, наступивший после двух сезонов самой кровопролитной кампании, какая только была на памяти его солдат.

Единственным напоминанием о произошедшем днем столкновении был запах гари, исходивший от тлеющих кострищ покинутого лагеря Третьей когорты. По приказу Веспасиана частокол восстановили, а к внешнему рву добавили внутренний, чтобы исключить возможность побега для содержавшегося в плену Каратака и сотен его бойцов. Разумеется, Веспасиан был бы не прочь преподать урок поселянам, разорившим лагерь, да только они, завидев приближение легиона, бежали, не забыв, правда, при этом сжечь штабные шатры и часть солдатских палаток. Впрочем, ущерб от нападения мстительных дикарей на покинутый лагерь оказался не столь велик, как можно было того ожидать.

Лагерь был покинут всеми, кроме командира когорты и одного из центурионов, которые поплатились жизнью за то, что задержались там, чтобы подготовить срочную депешу или что-то в этом роде, – так, во всяком случае, докладывал первый по старшинству командир. Это подтверждали и двое людей, стоявшие перед походным столом легата.

Веспасиан поднял свиток и постучал им по подбородку, глядя на двух центурионов и обдумывая ситуацию. То, что Туллий представил свой рапорт на свитке, а не, как обычно, на восковых табличках, указывало на его желание сохранить документ на будущее, в архиве. Что само по себе казалось подозрительным: так предпочитают действовать те, кому нужно прикрывать спину.

– Боюсь, уважаемые, из того, что здесь написано, я не верю ни единому слову, – промолвил Веспасиан, бросив свиток на стол. – Так что выкладывайте, что там случилось на самом деле?

– Все было так, как докладывает Туллий, командир, – ответил за обоих Катон. – Нам предоставили возможность принять участие в сражении.

– Не обещая отмены приговора?

– При всем моем уважении, командир, – Макрон склонил голову, – когда речь идет о жизни и смерти, не до того, чтобы обговаривать условия. Надо просто сражаться.

– Это я понимаю. Но вот история с Максимием, якобы оставшимся в лагере, чтобы доделать какую-то писанину… да, вроде как депешу для меня, это уж ни в какие ворота не лезет.

Катон пожал плечами:

– Так получилось, командир. Могу я говорить свободно?

– Это будет для меня большим облегчением, центурион. Валяй.

– Подозреваю, командир когорты считал, что мы идем в безнадежный бой, и искал для себя способ этого избежать.

– Ладно, допустим. А Феликс?