На страже моей головы стоял Пелли с двумя полными ведрами воды. Рядом с ним я насчитала два уже пустых ведра. Увидев, что утопленница еще вполне живая, мастер злорадно кивнул мальчику и, невзирая на мои отчаянные протесты, услужливый стервец окатил меня очередной ледяной порцией.
– Ну погоди же, Альерг, – прошипела я дымящейся головешкой. – Я предскажу тебе самое ужасное будущее! Ты сги…
На этот раз мальчишка не стал дожидаться команды и торопливо опрокинул на мою голову новый водопад.
– Изверги! Разве мир еще цел? – Я придирчиво окинула взглядом берега лужи.
Мир был не совсем цел. И даже основательно разрушен. Чернильницы и рябины на месте не было, как и полагалось. Значит, все опять расположилось по должным местам. Не было и самой стены с рябиновым окном. Ее заменил провал, а в провале открывался весьма недурной вид на сад.
– Только не говори мне, что тебе нравится эта восхитительная панорама! – пресек мои восторги мастер, помогая мне перебраться в уцелевшее кресло. – Пелли, ты принес полотенца и накидку? Ага. Передай их нашей мокрой ку… пифии, пока Она не предсказала тебе смерть от жажды в отместку за последнее ведро.
Пелли стал походить на жертву вампира, но я его успокоила, начав вещать замогильным голосом:
– Нет, жестокий мальчик, от жажды ты не умрешь. Ты умрешь не от жажды. Ты…
– Прекрати, Рона! – взмолился наставник, а икнувшему и уже заранее приобретшему трупный цвет ученику пояснил: – Не пугайся, это не настоящее пророчество. Наша жрица Истины сегодня не в духе. Она сегодня даже землетрясение забыла предсказать. Боюсь, эта забывчивость уже навсегда. Особенно после того, как Радона мужественно приняла в свою хрупкую голову всю тяжесть мудрости вон того фолианта, самого толстого в моей библиотеке. Сотрясение мозга не благоприятствует ясновидению.
Врет! Этим толстым мудрым фолиантом был сам маэстро.
– Разве это было землетрясение?
Удивлению моему не было предела. Уж что-что, а землетрясения, наводнения, извержения вулканов, в том числе и самого Альерга, и прочие стихийные бедствия мной исправно предсказывались на неделю, а то и на годы вперед. Ближайшее… Глаза обшарили ближайшее сущее… в грудь толкнулось эхо… как раз через неделю. Где? Вновь плеснула ожившая, караулившая мое будущее сине-золотистая тоска. Не вижу. Не знаю. Не здесь. Надо же, а еще вчера это ближайшее отстояло на месяц. Время меняется, меня… ет… ся… Вероятности равноосуществимы… Меня зазнобило, и я плотнее завернулась в накидку.
Пелли, воспользовавшись паузой, скрылся, что-то пробормотав и получив в ответ кивок мастера. Альерг был почему-то очень доволен. Неужели его так вдохновляли руины почти половины этого крыла крепости? Он потирал руки:
– Замечательно! Теперь город за пять минут узнает, что пифия лишилась дара. Не беспокойся, девочка, никто не пострадал. Твои покои, кстати, тоже не пострадали, и ты вполне можешь искупаться и смыть с себя пыль казематов. Кажется, недавно, когда ты переступала этот порог, купель была твоей самой пылкой мечтой.
– Купель?! Спасибо, уже искупалась. Я, честно говоря, до сих пор в купели лежу.
– Бесстыдница! Лежебока! Марш переодеваться и завтракать. Кухня, хвала богам, уцелела. Но только попробуй после не рассказать мне все как на духу! Особенно меня интересуют эти твои сине-зеленые мухи, мельтешащие в глазках. Где ты их подхватила? От нищенки заразилась? И не забудь объяснить, куда мне теперь столько чернил! И побыстрее – у меня в крепости дел полно.
– Эти руины уже не назвать крепостью.
– Пострадала только эта башня, да и то не сильно, не беспокойся.
– А тот, кто был в подземелье?
Он замер. Отвернулся. Но я успела уловить, как исказилось его лицо, словно от мучительной, тщательно скрываемой боли.